Хроника сумерек. Вступление

Хроника сумерек

 

События – вымышлены,

Совпадения – напрасны,

Имена – случайны,

Автор

 

Сентябрьская ночь семнадцатого года в Петрограде была позднеосенне сырой и холодной. На Востоке – за серыми шпилями и куполами – сожженная ушедшей на Запад фиолетовой зарей, умирала Россия. Дождь уродовал оспой рукава каналов, в мокрой немоте медленно издыхали каменные колоссы дворцов. Проспекты были пусты, а в пустоте злой морской ветер трепал за бока отечные лозунги социальных революций.

В больших неуютных комнатах бой часов нервно выдыхал тишину. Сидевшие вокруг длинного, пустого, неприкрытого стола люди были заражены тишиной – они говорили шепотом, писали украдкой, иногда один из них вставал и, подкравшись к окну, осторожно приоткрывал штору – внизу только слабогорящий фонарь за углом выхватывал из луж восковые лица дурных в этот час прохожих. Когда один из них подходил к окну, сидевшие за столом умолкали, отрывались от мелко-исписанных листочков, напряженно всматривались в его лицо. Они боялись. Этот рабский страх постоянно преследовал их, он был привычным чувством, почти вторым «Я», с ним советовались больше, чем с рассудком и совестью, но сейчас страх перестал быть спокойным и превратился в истерику. Кожей они ощущали опасность. Они чуяли охоту за собой и высоко оценивали шансы охотников. Везде, в каждом темном пятне за окном, в каждом прохожем им чудились агенты контрразведки, везде их ждала засада.

Внезапно в коридоре хлопнула дверь и заскрипели половицы. Люди за столом дернулись. Кто-то, спеша прятать листки, уронил их на пол, и они разлетелись под ногами. Из-под чьей-то торопливой руки неровно взвизгнул граммофон. Напрасно – им трудно было притвориться случайной компанией: они были слишком сосредоточены для праздника и слишком возбуждены для поминок. В истерике страха они забыли, что их знают в лицо.

Нелин, который сидел на корточках в углу и, редко вступая в разговор, быстро что-то писал, положив листки на колено, вдруг вскочил. Револьвер – он забыл в пальто револьвер. Нелин инстинктивно вскинул руку, чтобы поправить парик, но вспомнил: парик остался в прихожей. Нелин бросил взгляд на шторы – укрыться? Но поздно – вошли... Не страшно... Излишне вежливые хозяева угощали продрогших бессонных гостей чаем.

Нелин растерянно уронил руку, присел на корточки и, скомкав в кулак исписанные за вечер листки, засмеялся. Он смеялся мелким детским смехом, глядя себе в ноги, а затем громко: всем в лицо, его смех звучал вызовом опасливой истерике тишины.

Нелин поставил стакан с горячим чаем в подстаканнике прямо на пол, грел об него ладони, в тишине звучал его влажный смех. Он увидел во всем происшедшем примету, знак, в который надо было заставить себя поверить. Он понял, что прошло время париков и конспиративных явок, время масок, декораций, обещаний и слов.

Пришло время быть таким, какой он есть – тем, кто он есть. Пусть вся Россия и весь мир увидят его. Каким? Кто он? Этого не знали ни люди, сидевшие вокруг стола и называвшие себя товарищами, ни даже ветер, который выл и его лелеял в грезах о мерзлых трупах классовых войн. Нелин был неизвестен, загадочен. Особенно сейчас, когда в приливах и отливах времени звучал его влажный смех.

Итак:

люди за столом молчали и пили чай ожесточающе-маленькими глотками;

ветер грезил и выл;

Нелин смеялся;

а над Россией быстро взлетала красная звезда большевизма.