Сын погибели. О том, чего бояться огородному пугалу

О том, чего бояться огородному пугалу

 

Посреди ночи, непрошенным, Ян Бучинский, ближний советник государя и тайный владыка Московского престола, проник в царские покои. Обычно он не заглядывал сюда от заката и до самого рассвета. Бучинский превосходно знал, что происходит здесь в ночные часы: советник позаботился о том, чтобы у него было достаточно осведомителей и среди дворцовой стражи, и среди иноземцев личной охраны самодержца, и среди темных и гнусных личностей, поставляющих необходимый для ночных оргий товар: жидкий – вино, водку и мед, и живой – девушек, женщин. За потехи свои Димитрий платил щедро – на словах, а на деле – его обещания обращал в звонкую монету все тот же Бучинский. Понятно, почему все эти людишки приходили к советнику кланяться и, впридачу к товару, проданному царю, бесплатно отдавали ему другой товар – самого Димитрия.

Советник знал, что посланцы Димитрия рыщут в Москве и окрестностях в поисках красивых женщин, что они не гнушаются ни замужними, ни монахинями, ни простолюдинками: его подопечный будто стремился наверстать упущенное за годы, проведенные в монастырях и скитаниях. Приглянувшихся женщин и девушек покупали за любые деньги, а если этого было мало – в дело вступали Молчанов и Басманов, которые увозили несчастных силой, и те надолго пропадали в лабиринтах дворца, пока Димитрий, не стесняясь в средствах, добивался от них покорности. Многие не выдерживали, сдавались: человечьи души легко предаются разврату, оправдываясь насилием и отчаянием. И вот тогда Димитрий, Молчанов и Басманов пускались со своими жертвами в дикие загулы, как сегодня.

Переступая через валяющиеся на полу золотые и серебрянные блюда с кушаньями, через лужи вина и разбросанные одежды, Бучинский добрался до дверей в царскую спальню. Ему стало нехорошо. Он понял, почему старался не бывать здесь. Не потому, что его убеждения или вера противились похоти и сладострастию. Вовсе нет. Бучинский, наверное, сам с головой бросился бы в омут вседозволенности, если бы не видел во всем этом одно: царствию Димитрия приходит скорый и печальный конец. А вместе с тем и могуществу его советника. И жизни. Русские не простят. Русские решат, что он – Ян Бучинский, арианин и поляк, соблазнил Димитрия пользоваться так своей властью. Обратного им не докажешь. Именно сегодня ночью чувство неотвратимого конца проняло Бучинского до самых костей и, несмотря на запрет, он посмел вытащить Димитрия. Быть может, что-то можно еще спасти?

Со всей силы Бучинский загрохотал кулаком в дверь опочивальни. Затем предусмотрительно попятился. Не прошло и минуты, как Димитрий, полуголый, едва натянув рубаху, вывалился из дверей с пистолетом в одной руке и обнаженной саблей – в другой. После того, как недавно трое неизвестных проникли в царские покои с ножами за пазухой, Димитрий каждую ночь ждал покушения и даже спал, обложившись оружием с ног до головы. Хотя тогда следствие установило, что трое были сами по себе: мстили царю за похождения приведенных им поляков и казаков, но кто вел следствие? Бояре! Сами заговорщики! Неудивительно, что выскочив из спальни, полуслепой от света, Димитрий принялся беспорядочно размахивать саблей и тыкать стволом пистолета. Наконец, видимо, различив Бучинского, он опустил оружие и, успокоившись, привалился спиной к стене.

– Ты ополоумел, Ян? – Спросил Димитрий по-польски. – Среди ночи... Я думал – убийцы... Что случилось?

– Все и ничего! – По-русски ответил Бучинский, не приняв свой родной язык в этом разговоре. – Помнишь, Димитрий, когда ты впервые открыл мне свое истинное имя и я поверил тебе? Хочу снова той откровенности!

– Тогда подождал бы утра! – В негодовании, Димитрий с размаху швырнул об пол саблю и пистолет. – У меня там монашка. Красива как... Ксения! Месяц ее морил – уговаривал. Силой не брал. Сегодня – пришла и любит. Сама! А ей четырнадцать лет, Ян. Девочка. Цветочек. Редкий и сладкий дар, Бучинский...

– Она погубит тебя, Димитрий! – На этот раз на своем родном языке воскликнул советник. - Они погубят тебя! Девочки, цветочки, Басманов с Молчановым, бояре!

– Ошибаешься, Ян! Любить больше будут! Да, как отца! Чтить и трепетать! Ни я, ни кто на свете не превзойдет в разврате царя Иоанна! А посмотри, сколь обожает его народ? Меня на престол возвели не подвигами поляков, а памятью отца моего. Вот так, советник!

– Не в память о сладострастии его любят, государь. Его чтут за другое. Он – первый из государей русских, кто разорвал тысячелетнее кольцо враждебных держав, кругом опоясавших Россию. Иоанн уничтожил Ливонию. Державы этой, веками угрожавшей Пскову и Новгороду, нет больше. Иоанн уничтожил и покорил России Астрахань, Казань, Ногаев и Сибирь. Великие царства. Пол-мира. При Иоанне Перекоп, Нарва и Полоцк впервые увидели под своими стенами победоносные полки московитов. Иоанн явно показал Речи Посполитой, Швеции, Османам и Крыму, что Россия вышла из младенческих границ, порвала путы, которыми они, сговорясь еще при Батые, вязали ее, что вскоре Москва будет обладать ими всеми, как данниками своими. Сын Иоаннов, Феодор, подтвердил это, разгромив Крымскую орду, вконец опустошив Ливонию с Финляндией и отняв у Швеции русские морские берега. Вот, за что Иоанн и Феодор именовались царями и в иноземных грамотах и в устах народных. Королева английская, французский король и император Римский заискивали их дружбы и союза! А ты – девки! Такой царь, как Иоанн, стоит народного терпения! И тебя, Димитрий, позвали на престол отца своего как наследника славы, а не разврата! Так был велик Иоанн, что русские даже Борисом побрезговали, правителем, иметь которого во главе мечтали бы многие государства. А ты являешь себя ничтожнее и порочнее Годунова!..

– Не смей! – Резко прыгнул на Бучинского царь. Замахал на него кулаками. – Не смей, полячишко, еретик, говорить так! О моем убийце и обо мне!..

Бучинский поднялся, грубо отолкнул Димитрия, двинулся к выходу.

– Бежишь, сволочь?! В Польшу? Убью тебя!

С пеной на губах, Димитрий схватил пистолет, прицелился, выстрелил. В самый последний миг, он дернул ствол вверх. Пуля впилась в потолок.

– Ян, подожди, Ян! Прости меня! Падучая... болезнь... я болен ей с детства!

– Перед кем? – Обернулся и прошипел Бучинский. – Перед кем ты кривляешься?..

Рот его был перекошен, губы дрожали. Еще немного, и он произнес бы непозволительное... «Самозванец!» Димитрий подскочил к нему, ласково взял за руку, погладил по плечу.

– Прости меня Ян. Вправду, заигрался. Ты прав, давай поговорим. Уйдем подальше от этого...

Димитрий, с усмешкою, кивнул на картину загула и потащил Бучинского за собой.

Они направились к лестнице, ведущей в потайные покои , куда царь не пускал даже верного Бучинского, не говоря уже о Молчанове и Басманове, которые, не сомневался, ждут лишь удобного повода и выгодного часа для предательства. Там Димитрий рассчитывал, если что, отсидеться. Оттуда, перестраивая дворец, провел тайные ходы и прорубил запасные двери, чтобы ускользнуть от убийц.

– Государь, - возразил Бучинский, - тебе бы одеться. И оружие захватить неплохо...

– Там тепло, Ян. Из чего стрелять и чем колоть запасено довольно. Возьми только лампу или свечу.

Поднявшись по узкой лестнице, выложенной в полости стены, повелитель и советник, а в прошлом – друзья и единоверцы, Димитрий и Бучинский, оказались в низкой, но просторной светлице, выходящей своими чердачными оконцами над крышами самых высоких зданий Кремля.

 

В свете лампы, Бучинский увидел разбросанные по просторному столу книги, чертежи и разные немецкие приспособления, выдающие в их владельце приверженца точных знаний и бессонных трудов ума. То, чего Бучинский никогда не замечал в Димитрии. Неужели таинственный наследник Грозного обвел вокруг пальца и его, ближнего из ближних?

– Вот, посмотри, Ян, здесь ты не бывал никогда. – Димитрий обвел рукою комнату. – Здесь живет вторая моя половина. Та, которая неустанно думает о великих делах, о славе. Здесь горит моя гордость наследника Александра Невского! Ты думаешь, мне легко даются те решения, которые, едва выслушав бояр, я нахожу у них на глазах после того, как дьяки в приказах бились над ними месяцами? Нет, они вымучиваются здесь. Чтением, размышлениями, бессонницей. В одиночестве. И больше того. Вот, посмотри, - Димитрий выхватил из кипы бумаг на столе большой чертеж, развернул, - так буду брать Азов! А взяв Азов, построю корабли. И покорю Крым. Смотри – вот крепость, что запрет Перекоп и уморит хана голодом. Тогда Цареград будет у ног моих! А вот, - показал он другой свиток, - вот чертеж нападения на Нарву. Иначе, чем Курбский и Хворостинин. Возьму город не силой оружия и кровью, но силой реки! А затем, по образцу Иоанна, построим торговый город в устье Наровы, второй – там, где Александр Невский поразил на Неве шведов, и будем торговать по всем морям, как мечтал мой отец!.. Одно войско по весне двинем на Азов, оно уже собирается в Ельце, во главе – Шереметев, из рода, страшного татарам. Для второго войска все готовится в Ивангороде. Скоро не только Россия, но весь мир узнают во мне государя, достойного великих отца своего и брата!

– Вот, что скажу, государь мой, - ответил после короткого раздумья Бучинский, - ничего из этого не выйдет!

– Почему же? – С жаром потребовал Димитрий.

– Потому, что тебе хочется блеска в глазах иноземцев, а в глазах подданных своих ты готов выглядеть огородным пугалом. Посмотри: бояре на Думе в открытую называют тебя лжецом, а ты оправдываешься. Посмели бы они так сделать при дворе Французском, Английском или Османском! А ведь англичане и французы – еретики, а турки – вообще, полные нехристи. Но в точности исполняют строение государства, завещанное Христом: власть царю дана от Бога, земная власть, кроме той, что получена царским повелением – всё дьявольщина. А в России всяк имеет свою земную власть. Даже английский парламент и французские штаты* не могут того, что позволяют себе русские Дума и Собор! Законы, налоги, война и мир, устройство государства. Царя выбирают! Они до сих пор думают, что выбрали тебя, призвали, а не приняли, как наследственного владыку. А кого сами назначили, сами и снимут. Разве урок Годуновых ничему не учит? Кто ныне властвует Россией? Мстиславский и Шуйский заправляют Думой. Придет время созвать Собор – Собором. Вместе с митрополитами, безродными купчишками, заводчиками и зодчими, вроде Федьки Конева, которые, как один, обожают Шуйских. Следствие, суд, казни, законы и назначение воевод – в их руках. Даже в Речи Посполитой уж на что сейм, но купчишек и ростовщиков туда не пускают. А в России они владеют государством! Иоанн Грозный выпрашивал у них денег на Казань и Ливонию. Разгонишь эту стаю, а там, внизу, еще гуще кишат - Щелкалов и Власьев, приказные дьяки управляют податями, разнарядкой войска, распределением земель. В городах посады сами выбирают себе начальников и судей. Ты – не царь. Ты – вывеска на кабаке, Димитрий! Пока она прибита на башнях татарской Казани, ее не замечают. Но только ты попытаешься прибить ее на воротах Нарвы и Азова – над тобою весь мир будет смеяться!

– Но так ведется в России с древности, от Владимира Мономаха и Даниила Московского! Государство я наследовал от отца, от брата...

– Они не успели его переменить. Твой отец казнил князей и бояр, низлагал митрополитов, разорял купцов и заводчиков не ради баловства и не по безумию, как многие говорят. Нет, он хотел отнять у Думы власть и суд. Но для этого же создал приказы, созвал туда дьяческую чернь. Не добил бояр, а с дьяками они легко спелись. И ты, Димитрий, ничем не управляешь. Даже своей кухней, где пожарить яичницу берешь у меня слугу-поляка...

– Заняться всем этим, значит пожертвовать Крымом, Азовом и Нарвой! Пожертвовать славой... Брось, Бучинский. Куда они от меня денутся. Я – прирожденный царь, ставлен свыше...

– Вот, государь, повторяю - твоя смертельная ошибка! Как же ты ставлен свыше, если Годуновых ради тебя свергла толпа? Бестолковая, пьяная? Скажи, от Кракова до Москвы хоть одну ты выиграл настоящую битву? Нет, везде заговоры, предательство, везде вранье и Бельский. Ты царь взбунтовавшейся черни...

– Не черни, но народа. Народа, взалкавшего истинного государя!

– Чернь всегда алкает одно: водки и зрелищ. А что так горячит кровь, как свержение царя? Надоест им тишь и скука – придут носить на копье твою голову. Разобьют винные погреба и все тебе припомнят, как Борису. Гришку Отрепьева, расстригу, польские кондиции, сироту Ксению, над которой ты надругался и Марфу Нагую, что усыновила тебя под угрозой смерти. И останешься голый! На осмеяние, на потеху! Русские – не из тех, кто остановится, раз попробовав царской крови...

Знал бы Бучинский, насколько близки его запальчивые слова самому настоящему пророчеству! Но он не знал. Он все надеялся на что-то.

Сумбурная речь советника произвела на Димитрия впечатление. Бросив обратно на стол свои чертежи, он знаком усадил все еще стоящего на ногах Бучинского и спросил:

– Ты нашел выход, Ян? Ты ведь всегда знаешь выход.

– Он очень узок, едва протиснешься. Уже, чем лестница в твои тайные покои, государь. Возможно, придется ободрать кожу и с мясом. Но другого – нет!

– Мне не привыкать обдираться, Ян. Лишь бы пролезла голова и венец не слетел. Говори!

– Сперва ты должен отказаться от Ксении...

– Это невозможно!

– Дослушай, Димитрий. Или лучше нам не начинать! Как бы ни была красива Борисова дочь, и как бы сильно она не пленяла тебя, забрось ее. С глаз долой. Избавься от царевны!..

– Я должен на ней жениться!

– А о женитьбе я еще скажу, погоди... Борисова дочь – живой укор тебе. Уже говорят на Москве, что ты убил Годуновых не ради спокойствия в государстве. Убил, как маньяк, как твой отец убивал иноков и бояр. И доказывают Ксенией! Надругался над девкой и силой держишь в наложницах. Представь, что она сбежит в монастырь - невинный ангелочек от похотливого черта, от насильника! Да еще покается на исповеди в твоем преступлении...

– Ксюша сбежит в монастырь, покается в разврате? Невозможно! Слишком хочет властвовать, слишком сластолюбива! Женюсь на ней, избавлюсь от подозрений!

– Жени ее, но не на себе! На отпетом ублюдке, вроде Мишки Молчанова. И пусть она валяется у тебя в постели хоть до гроба, но тогда все увидят: не ты ее растлил, а она тебя совратила. Ради власти! Ведь нет Годуновым ничего святого, когда им хочется власти! И вот ты, государь чистый душою, освободился от грязных чар, от позорной связи, но милостивый, выдал распутницу замуж...

– Тебе бы сочинять любовные повести, Ян! Мне нравится твоя задумка: и Ксюшу оставлю, и народ ублажим. И волкам и овцам! Что еще?

– Страшна, Димитрий, твоя зависимость от Марфы Нагой. Завтра выйдет на Лобное место, поцелует крест и икону, отречется от тебя: все, ты – расстрига, самозванец, чародей! В два часа Кремль разнесут по камушкам и никакие поляки не помогут! Наконец, надо доказать окончательно, что ты – Димитрий. Разрой могилу в Угличе. Выброси из царского гроба останки. Оскверни. И чтобы она согласилась, Нагая. Навеки заткнешь ей рот прахом того, кто похоронен. Начнет отрекаться, ей не поверят, скажут: что ты не встала, когда глумились над твоим сыночком? Вот так сотрешь последние сомнения, Димитрий!

– Но если не согласится?

– Убить. Чтобы обвинение пало на бояр, на Шуйского с дружками.

Несколько минут Бучинский молчал, давая повелителю возможность обдумать сказанное.

– Ладно, Ян. Насчет тех двоих ты, пожалуй, прав... А дальше?

– Дальше: воспользуйся тем, что тебя, как царя истинного, поддерживает чернь. Чернь заступится за царя против любых заговоров, если он милостив к ней, а к боярам – немилосерден. Надо придумать, как завершить дело, начатое твоим отцом. Извести древние роды. Чтобы на их место пришли новые, по заслугам. Ноги тебе лизать будут...

– Но сегодня бояре - опора престола!

– Престол недолго переставить с одной тверди на другую, была бы сильной рука... У нас – слабая!

– Как ее укрепить?

– Есть два пути. Первый – сговориться с Бельским. Ему удаются заговоры...

– Невозможно! Я боюсь его, Ян! Сейчас Бельский в Новгороде вторым воеводой, под надзором Катырева. Ростовский князь ненавидит Малютину отрасль смертельно! Выпустишь Богдана – запутает, свергнет, убьет! К тому же, опалу Бельского я обещал Басманову, как получу Ксюшу в любовницы. И голову, когда – в жены... Второй путь?

– Ты только что назвал его, государь. Жениться! Не на Ксении...

– Думаешь, жена уймет мою свободу, я брошусь с головой в дела государства и все разрешится? Умнее не придумал, Бучинский?

– Придумал. Я предлагаю тебе не просто жениться. А вступить в союз с той, кто даст тебе силу и хитрость, приведет с собою войско явное и тайное, на той, кто одна стоит всех польских рыцарей и иезуитов...

– Кто она?!

– Боже, Димитрий, как далеко все зашло. У тебя и мысли не мелькнуло о заброшенной невесте?.. А ведь был от нее без ума!

– Марина! – В возбуждении, самозванец вскочил, забегал по комнате кругами. - Конечно, Марина! Как я мог забыть о ней!.. Дать ей денег... у меня много денег! – Она приедет, привезет наемников и иезуитов. Они составят заговор, перебьют бояр, они... Но это значит – просить помощи у короля Сигизмунда! У мерзавца, послы которого величают меня не царем и даже не великим князем, а просто князем. Как какого-нибудь Вишневецкого!

– А ты чего ждал, Димитрий? Сигизмунд, а тем паче – Сенат, всегда договорятся с Шуйскими и Мстиславским. Родня. Тут и там – Гедиминовичи и Рюриковичи. Сигизмунд не поможет. Но за деньги – соберешь довольно немцев и поляков. На одну ночь хватит. Выманить змей и отрубить им головы.

– Как же их выманить?

– Свадьба! На свадьбах зарезали немало царей! Еще ужасного Атиллу на свадьбе убили.* Царь женится на польке, еретичке, поганке! Невеста привезла с собой целое польское войско, свору латинских попов и блядские немецкие привычки! Не иначе хотят покорить Русь Польше, отдать Святую Церковь Римскому папе и заставить всех московитов ходить в поганом платье, плясать бесовские пляски и есть то, что свиньи не едят! Чернь вскипит! Бояре будут ее распалять, готовить бунт, заговор, цареубийство! Со свадьбы им некуда отступать!.. Вот тогда, мы должны вырыть под медведем яму. И выполоть от древних бояр государство, как твой отец не полол!

– Да, Ян, назначай свадьбу! – После краткого раздумья с горящими глазами приказал Димитрий. - Засылай сватов к Марине. В сваты подбери бояр подревнее и дьяков повыше чином. Покуражимся!.. Но о тайном никому ни слова. Ни Басманову, ни Молчанову, ни Мосальскому. Предадут! Боже, как я слеп! Ты один верен мне, Бучинский!