Украинская война. Сельджук, а византиец

СЕЛЬДЖУК, А ВИЗАНТИЕЦ

 

Движение акынджы на Балканах и успешные войны с Анатолийскими бейликами очертили ту территорию, на которой Мурад I мог обустраивать свое государство. То были Фракия и Вифиния от Пловдива и Адрианополя-Эдирне — до Бурсы и Изника-Никеи. Исключением в этой большой полосе земель был лишь Константинополь с остатками Византийской империи, который можно было во внимание не принимать. Западнее — в приграничье лежали земли акынджы, восточнее — земли кочевых и полукочевых туркменских кланов и племен, где воплотить намеченное Мурадом I было невозможно. Фракия и Вифиния были не слишком большой территорией, но по площади и населению превосходили прочие Балканские государства и Анатолийские бейлики. А самое главное, там имелся тот человеческий материал, те структуры власти и то хозяйство, которые были Мураду для его задумки нужны.

Легкая конница лучников туркменских племен, мюселлемов и акынджы, и легкая пехота йяя были недостаточны для решительной войны с балканскими и европейскими христианскими армиями. Мурад I задумал будущее османской конницы в преломлении византийских и сельджукских принципов ее комплектования, организации, боевых приемов и тактики.

В византийской практике, которую он воспринял, соединились к тому времени наследство фемного устройства Македонской династии, наемных тагматов Комнинов и вошедших в обиход при Ласкарисах и Палеологах алагий. Алагии сочетали призывное и наемное комплектование армии с заимствованием из европейских бенефициев (принесенных в земли империи «латинскими» крестоносцами-«феодалами»). Фокусом этой сложной системы военной службы и платы за нее, земельных отношений и структуры власти были служебные наделы воинов —пронии. Воины-пронояры были организованы в «провинциальные полки» алагии.

По снаряжению то была тяжелая (в балканском смысле, то есть «ближе» к европейской «средней») доспешная конница, облаченная в кольчуги и рубахи из металлических пластин, в металлические шлемы и кольчужно-пластинчатую защиту ног, рук, шеи. Она была оснащена вести как рукопашный, так и дальний бой. Ее главным оружием являлось ударное копье, вспомогательными — меч, сабля, топор, булава. Дальний бой она вела стрелами из луков и арбалетов.

Ее низовыми подразделениями являлись ячейки из тяжело вооруженного воина и нескольких легко вооруженных бойцов. Ее основным тактическим построением служил «толстый» «клин» с доспешными воинами в челе и на флангах, с «легкими» бойцами внутри. Так же она могла биться «линиями» с чередованием «тяжелых» и «легких» всадников. Ее основным боевым приемом была атака сплоченным строем вскачь, но также она могла действовать рассыпным строем.

Заимствовав византийские пронию и территориальное устройство профессиональной конницы, Мурад I на целый век предвосхитил великого князя Московского Ивана III, который добивался тех же целей и которым двигали те же идеи (308. 289—294). Как Иван III, как все прочие великие военные и государственные реформаторы зари Раннего Нового времени в Европе и Азии: от Тимура до Макиавелли, Мурад I стремился к созданию унитарной, подвластной правителю и тактически острой армии, соединяющей социальное устройство воинского сословия и структуру власти с эффективной боевой организацией. Как они все, Мурад I считал необходимым «наложить» эти модели на ту экономику, на ту хозяйственную систему, которая ему досталась. И как они все, он оглядывался на традиции и право, в которых жил сам и жили его подданные, и заглядывался на идеал — который для них всех был религиозным, теократическим идеалом.

Мурад I видел византийское государственное устройство и византийскую армию, какими они стали после реформ династии Комнинов и какими были воссозданы Палеологами, — перед своими глазами. Османы захватывали территории, где то и другое (хотя в упадке) существовало наяву. Сельджуки и туркменские племена, кочующие или осевшие в Малой Азии с XI в., воспринимали византийские право, практику и раньше — напрямую, либо через персидскую традицию.

Заимствование шло не только как «наука врага». Туркмены и родственные им печенеги, куманы, узы нанимались в византийскую армию, где византийцы старались не просто использовать их специфические боевые навыки, но интегрировать в свою военную организацию. Воюя в составе византийской армии, тюрки учили византийцев своей особой тактике и многому учились сами. Анатолийские (Малые) и Большие Сельджуки смогли создать собственную тяжелую конницу (которую испоместили на землю по византийскому подобию) и собственную боеспособную пехоту (которую выставляли все те же братства-ахи).

Монголы разбили все это вдребезги, но не стерли. Вскоре они сами — Ильханиды, стали сельджукские структуры воссоздавать. Традиция прервана не была.

Мурад I привлек советников, хорошо знавших военное и административное устройство Византийской империи, султаната Сельджуков, арабское наследие и персидский пример Ильханидов. Одним из них был кади Бурсы при Орхане, назначенный им первым везирем — Кара Халил Хайреддин Чандарлы. Его знания и ему подобных позволили Мураду внедрить византийскую практику проний и алагий в сельджукском преломлении.

Сельджуки, завоевав огромные страны с преобладающе оседлым населением от Средней Азии и Закавказья — до Ирана, Ирака и Сирии, сумели видоизменить традиционную кочевую икту как земли, выделенной племенному подразделению конницы под кочевья, — в надел воина или небольшого подразделения, населенный земледельцами, для его содержания за счет установленных государством податей и отработок. Это развитие далось Сельджукам и наследовавшим им монголам-Ильханидам через восприятие византийского опыта и персидской традиции организации власти и армии оседлых народов Ближнего и Среднего Востока.

В сельджукском союргале и византийской пронии было много общего, они возникли и развивались синхронно. Через союргал в анатолийской версии — туркменским бейликам, в том числе Османам, было легко воспринять организационные механизмы пронии, выраженные в терминах исламского права, исламизированного персидского права и тюркского обычного права. Но если у туркменских бейликов не было людей, способных наполнить собой новые институты власти и армии, то у Мурада I такие люди были. Кроме того, у туркменских бейликов не было противника, чтобы строить армию по византийско-сельджукскому образцу. Мурад I столкнулся с сербами, боснийцами, венгерской и центральноевропейской угрозами. Бейлики по пути проний и алагий не пошли. Мурад I ринулся изо всех сил.

Как правило, османское приложение византийской пронии в сельджукском преломлении, получившее название «тимарная система», преподносят явлением «присущим» Османской Турции. Часто оно выглядит в описаниях историков настолько неотъемлемым от ее политического и военного устройства, что кажется, будто тимарная система существует с самого ее «исторического начала».

На самом деле — тимарная система является институтом на пару-тройку десятилетий моложе движения акынджы и на шесть-семь десятилетий моложе призывных общинных пехоты йяя и конницы мюселлемов. Тем более она моложе действительно присущих ранней Османской Турции (то есть бейлику Османа и Орхана) подлинно турецких (то есть туркменских клановых кочевых) военных институтов личных войск правителя-бея нёкеров и племенного ополчения. Племенное ополчение уходит своими корнями в самое «доисторическое» начало государственной и военной истории тюрок, а институт нёкеров, как внеплеменных отборных войск, был выделен монголами Чингисхана и его потомков.

Именно эти два «древних» военных института перестали удовлетворять Мурада I и его правительство. Они посчитали не только традиционные (нёкеры и племенное ополчение), но также недавно введенные формы комплектования и организации войск (движение акын, пехота йяя и конница мюселлемов) — недостаточными для решения тех военных задач, которые перед ними стояли. Они стали создавать для их решения принципиально новую тимарную систему.

Тимарная система была срочным, неотложным, почти чрезвычайным военным институтом, который правительство Мурада I всеми мерами изо всех сил продвигало и внедряло в 1370—1380-х гг. Используя византийский и балканский опыт, Мурад учредил собственную тяжелую конницу, наделяя воинов земельными участками с оседлым населением — тимарами.

Главной военной новизной тимарной системы для Османской державы стало не внутреннее устройство новой конницы само по себе, а ее применение не «вместе» с институтами нёкеров и племенного ополчения (как йяя и мюселлемов) — но «вместо» них, как главной системы комплектования, содержания и организации армии, как опорной для всего государства военно-политической структуры. В этом заключается выдающееся провидение Мурада I, ставшее залогом выживания Османской Турции и прологом судьбоносных личных побед его самого и его сына «Молниеносного»-Йылдырыма Баязида I.

Тимарная система разрушала и замещала племенное устройство среди охваченных ею туркмен. Она вызывала распад племен и вела к оседлости кочевников (108. 244). Она была принципиально новой — не родовой, а сословной и военной организацией власти и армии.

Начало тимарной системе в Анатолии было положено переселением-сюргун в Вифинию византийских военных из Фракии (117. 13), а затем — сербских и болгарских военных во время войн с эмиратом Караман в 1370—1380-е гг. (Они массами перешли в подданство Мураду I после Сирп синдиги на Марице 1364) (271. 23). В Румелии, напротив, на место византийских «стратиотов» и славянских войнуков — помещиками-тимариотами назначались бойцы личного окружения Мурада I — нёкеры, туркменские гази и византийские ренегаты из акына.

Тимарная система позволила Османам обустроить, «вписать» в свое нарождающееся государство множество «странствующих» исламских воинов, стекающихся для ведения газы против «неверных». Весь XIV в. гази продолжали приходить к ним со всего исламского мира вплоть до Средней Азии (85. 37).

При этом «местный» человеческий материал не был сплошь заменен: немало стратиотов и войнуков остались во Фракии и на Балканах, еще больше нёкеров, беев и гази получили тимары в Анатолии. Главной для правительства была их боеспособность и преданность султану. При сомнении в том или другом — их лишали тимаров и гнали из воинского сословия.

Сдвинув ядро своего государства в Вифинию и Фракию, Мурад I сумел не растворить свой небольшой победоносный народ в более многочисленных покоренных народах, более развитых экономически, социально и культурно. Он не только привил ему заимствованные в завоеваниях хозяйственный, социальный и административный уклад, но также создал условия для ассимиляции, превращения в «турок» массы греков и славян в Анатолии и на Балканах, как в низах общества, так и на самых его верхах.

Механизмы той ассимиляции были жестокими: грабежи и рабство, податной гнет и насильственные переселения. На острие завоеваний не только перед отдельными людьми, но и перед крупными общинами и целыми сословиями порой ставился выбор: принять ислам или принять смерть (188. 19—21). Но как только Вифиния и Фракия были завоеваны и закреплены за Османами, Мурад I немедленно смягчал жестокости и обращался к политике примирения — «истималет».

Мурад старался подорвать могущество местных правящих и магнатских династий на Балканах, но имущественные и статусные права воинского сословия и мелких землевладельцев он уважал, соблюдал и старался обеспечить их под своей властью (249. 50). В Вифинии и во Фракии Османское владычество привлекало не только умеренностью налогового бремени по сравнению с теми поборами, которые взимали местные князьки, но прежде всего относительным порядком, защитой от грабежей и насилий, которые охватили регион до того. Османы сами внесли немалый вклад в тот жестокий хаос — своими набегами, но как только какая-то территория попадала под их власть, немедленно и решительно пресекали его (160. 390).

На завоеванных территориях утверждались стройная власть и социальный порядок, который заключался в «стратификации» воинского сословия, горожан и крестьянства. Гарантии собственности, оплата службы, привилегии статуса, свобода торговли и оборота были обеспечены. Законодательство было подробным и недвусмысленным, судебная система четкой и справедливой. Преступления и произвол преследовались и карались. Наказания были суровыми и неотвратимыми. Мурад не только заявлял себя идеальным правителем — он изо всех сил стремился к идеалу.

Мурад I представлял себя гази — воином за веру и мечтал принять за веру мученичество в бою — стать шахидом. Но насколько агрессивным он был как государственный деятель, полководец и как боец — настолько отстраненно и замкнуто он вел себя в религиозной сфере лично. Он воздвиг несколько мечетей, основал несколько медресе, отстроил несколько текке — всё, пожалуй. Он исполнял исламские правила (как понимал) в личной жизни, привечал дервишей, неплохо разбирался в исламских правовых школах и был привержен мистике суфи — всё, пожалуй.

Мураду приходилось интегрировать множество разноязыких и разноверных народов, государств, социальных слоев и просто людей, принадлежащих к исламу и христианству всевозможных толков, охваченных различными сектами, исповедающих свою веру с разными темпераментами — от смиренных тайных обществ до неистового фанатизма. В этой среде Мурад повел себя по степным — монгольским и тюркским обычаям: смиряя эксцессы, интегрируя народы в свое государство на веротерпимых условиях, уклоняясь от рьяного ислама и огульного его навязывания немусульманам. Пропаганду ислама он оставил муфтиям и дервишам, медресе и тарикатам.

Государственной политикой Мурад I выбрал исламский принцип снисхождения к христианам, пришедшим в покорность без сопротивления — «аман» (188. 65—69, 93, 109). Он заключался не в уничтожении и подавлении христиан, а в «сегрегации» их общин для самоуправления по собственным законам, при верховенстве ислама. Терпимость-истималет стала одним из главных факторов втягивания балканского воинского сословия в военный класс аскеров, который Мурад I приводил в порядок, чтобы сделать костяком всей системы власти в своем государстве. Благодаря тимарной системе в него влились множество византийских, болгарских, сербских, боснийских воинов в Вифинии и Фракии. Переход в ислам не был для этого сугубо обязательным — требованием являлась военная служба.

Вплоть до XVI в. среди тимариотов Сербии, Боснии, Македонии, Болгарии, Албании, Салоник служили массы христиан, происходивших из воинского класса бывших балканских государств (137. 115). А в XV в. кое-где на Балканах христиане составляли более половины тимариотов (188. 91). Их распространенным названием было войнуки. Сохранив свой социальный статус и часть своих владений, войнуки не только лишились другой их части, но также должны была отказаться от тех феодальных прав, которые не были предусмотрены османским тимарным устройством (137. 116). Войнуки приняли это, поскольку сохранение своих владений и статуса было одной из их целей в службе «завоевателям». Другой целью было участие в дележе власти и грабеже (180. 81). Тимарные армии и тимарная политическая система допустили их до того и другого.

На некоторых территориях, например в Боснии, Османы сохранили за местной знатью ее феодальные права собственности на землю, как они были утверждены королем Боснии. Боснийская знать постепенно приняла ислам, но переход в ислам не был обязательным для сохранения феодальных прав. Особое положение Боснии было связано с тем, что если в Сербии, Македонии, Болгарии владения местных войнуков принадлежали по статусу к византийской пронии и легко переводились в тимары, то в Боснии они были именно феодами центральноевропейского типа. Осмотрительные Османы не стали их ломать. Такую же политику Османы вели при поглощении Малоазийских эмиратов, как Караман (137. 117—118), где тимар был адаптирован к местной специфике кланового туркменского землевладения.

Во Фракии и на Балканах Мурад I изобрел двухэтапную последовательность освоения завоеванных территорий (в Вифинии ее столь заметно не было). Первым делом он стремился стать сюзереном различных правителей, затем — насадить свое прямое управление. На втором этапе предыдущие институты власти и собственности, организация воинского сословия и его отношения с податными сословиями подлежали адаптации к тимарной системе (137. 104). Ту перестройку завоевательного пограничного конгломерата в унитарный исламский султанат, которую приписывают его сыну Баязиду I (137. 105), отчетливо запустил сам Мурад I.

Если Молниеносный Баязид делал это размашисто и нагло по всем Балканам и Анатолии (на чем погорел), то Любимчик Бога Мурад — без лишней помпы в небольшом ядре Вифинии (которую завоевал его отец Орхан) и Фракии (которую завоевал сам). К воцарению Баязида новая политическая и социальная структура, новое устройство армии и новая экономика были уже готовы там — для «тиражирования», которым Баязид I занялся со всем своим неистовством, во всей выпавшей ему исторической вседозволенности.