Украинская война. Перекресток снов

ПЕРЕКРЕСТОК СНОВ

 

Осману снились совсем другие, чем Сафи ад-Дину, сны. Сафи не смог поднять тяжелый меч, но Солнце Блаженства, взошедшее над миром из его головы, — предвещало ему, как суфию, духовное господство. Осман же видел, как гигантское Дерево выросло из его пупка, чтобы объять своей кроной горы и источники вод. Он загадал себе не отвлеченную, а вполне конкретную, мирскую власть. Осман видел себя не мистиком-суфием, а повелителем—«беем», вождем.

Горы в его сне означали границы видимого. Источники вод —достояние, которое дает власть над людьми. Ствол дерева был символом мощи Османа, крона — множества его приверженцев. Осману приснилось будущее в контроле над территорией и ресурсами, во власти над народами. Контроль и власть могли быть добыты только силой. А силой является вооруженное господство, то есть война.

Власть и война должны быть освящены Верой, как освещена Вселенная — Луной Ислама во сне Османа. Древо с огромной кроной бойко выросло из его пупка не само по себе. Ему на грудь опустилась Луна, взойдя перед тем из-за кушака шейха Эдебали, у которого бей остановился на ночлег. «Луна» была той идеей, которая напитала пупок Османа для того, чтобы Древо стало расти. Луна — символ Ислама, знак его восходящей мощи (100. 109—110).

Эдебали был учеником знакового в Анатолии учителя-«бабы» Ильяса (Расул баба) — лидера «восстания дервишей»-«бабаи» против Сельджуков в XIII в. Ильяс обличал пьянство и пороки сельджукских султанов, объявил себя пророком, захватил Амасью и убивал всех, не поверивших в его «святость». Своим сторонникам он обещал неуязвимость в бою, но когда в решающей битве в атаку на них пошли облаченные в доспехи наемники грузины и «франки», не верившие в мистику Ильяса, те стали нести потери и растерялись. Сам Ильяс был смертельно ранен, около 4000 «бабаи» — перебито, восстание — подавлено (292. 229—237).

Но пример «духовного контроля» дервишей за властью в среде анатолийских туркмен оно заложило надолго. Власть Османа нуждалась быть «освященной» не столько «формальным» духовенством, сколько святыми-вели.

Ильяс принадлежал к тарикату «Вефаи», возникшему в XI в. в Северном Ираке среди кочевых тюрок. Переселившиеся в Анатолию Вефаи стали там «абдалами» (264. 88) — бродячими дервишами, известными пристрастием к вину, гашишу и «вольными нравами».

Культ Бекташа зародился именно среди абдалов, а в XV в. многие из абдалов примкнут к тарикату Бекташи (264. 93). Хаджи Бекташ не был гази: не участвовал в военных походах, никого не убивал, силой к вере не принуждал, а обращал «неверных» в Ислам «чудесами» (292. 100).

Но шейх Эдебали, к которому обратился за «благословением» Осман, был иным. Он получил религиозное образование в Сирии, стал богословом и правоведом (292. 250). В то же время он не чурался войны, добычи, славы. Эдебали был сразу шейхом и «альпом» — воином тюркских легенд. И выводы из сна Османа, который тот ему поведал для толкования, — сделал соответствующие.

Эдебали (как толкование образа Древа с развесистой кроной) насулил ему построить мировую державу (160. 47). А кроме того, выдал за многообещающего бея свою дочь Малхюн (догадаться, что именно она была Луной и взбудоражила воображение Османа — нетрудно). Малхюн стала матерью Орхана (226. 16) — того лидера, кто переложит кочевое «племя» Османа в империю его потомков.

Возможно, Эдебали предложил Осману превратное толкование сна, и фантазии бея были о другом: о скакунах, о крепком кумысе, о женщинах, о Небе. Возможно даже, Малхюн наутро стала для него не слишком приятным сюрпризом. Но с руки шейха Сон попал в «картотеку» Истории, и с тех пор все версии становления Османской империи так или иначе вторят Эдебали.

А на этих версиях — как на ветвях того дерева, гроздьями висят «плоды»: теории устройства Османского государства, его структуры и институтов, его идеологии и армии, его внешней политики и войны, объяснения его «взлета» и «упадка». Все они столь же вычурны, но столь же произвольны, как толкование Эдебали.

Осман был обращенным в Ислам язычником, прибавившим к 400 «юртам» своего клана вдесятеро больше византийских ренегатов и построившим государство на подражании Византии (своих идей у него не было) — теория Гиббонса (160. 108; 168. 94).

Осман был мудрым вождем, соединившим традиции туркмен-мигрантов Западной Анатолии с Сельджукским политическим наследием — «националистическая» теория Кёпрюлю (160. 117; 168. 96).

Осман был окруженным дервишами яростным «исламистом-завоевателем» — теория Уиттека или «тезис газы» (160. 120; 168. 97).

Осман был просто бандитом, жадным со своими сообщниками до насилий и грабежа — теория Арнакиса, Линднера (160. 132; 168. 100).

В спор втянуты турецкие, арабские, греческие, иранские хроники, описывающие появление и правление Османа. Они полны выдумок и нелепостей, нарочно придуманных басен и персонажей (129. 71—73). Они открывают простор любой игре воображения, позволяют сколько угодно взаимодополняющих и непримиримых трактовок.

Достоверна исходная точка: Осман существовал и именно он дал старт империи. А под рукой у него был весь перечисленный материал эпохи: туркмены-кочевники, всевозможные ренегаты, сельджукские муфтии и бюрократы, фанатичные дервиши и воины-гази, грабители и отребье всех мастей. И сам Осман (как и шейх Эдебали) был компонентом этого материала.

Но Осман исходно не был ни «прирожденным» вождем туркмен по родословной от легендарного хана Огуза, ни «признанным» лидером мусульман в газе — «священной войне» с «неверными». Обе версии являются фикциями угодливых к его потомкам хронистов (129. 72). Незачем их «подтверждать».