Украинская война. Навыворот меркантилизм

НАВЫВОРОТ МЕРКАНТИЛИЗМ

 

Военные реформы никогда не проходят в изоляции от устройства государства и общественных процессов. Баязид II угадал, что идеи и движения, подобные Сафеви и кызылбашам, могут процветать только в рыхлом государстве, в обществе, регулирование которого отдано на произвол традиций — ходу событий. Альтернативой были централизация, бюрократизация и законность.

Стремясь вовлечь в государственное строительство весь класс аскеров, Баязид II закрепил деление власти на центральное правительство (составленное им из капыкулу) и местные власти из тимариотов и кади. Кади, будучи судьями-правоприменителями, были отделены им от муфтиев, интерпретировавших исламский закон. Кроме судебных на кади возлагалось также множество административных функций: от надзора за деятельностью чиновников и исполнением своих обязанностей тимариотами — до надзора за рынками и чистоты на улицах.

Кади вели следствие и вершили правосудие совместно с санджакбеями и начальниками местной «полиции» — «субаши». Кади отвечали за мобилизацию пехоты азабов и надзирали за службой гарнизонов «мартоло» в крепостцах-«дербендах». Административные функции кади развивались, и они получали аппарат заместителей и помощников (251. 135—136).

Позиция юрисконсультов-муфтиев, при всей их оторванности от текущих дел, была не менее важной, чем позиция кади. Исламский закон не был всеохватывающим и застывшим, его применение требовало приспособления к конкретному случаю. Толкованием шариата — «факих» занимались муфтии, составлявшие суждения по запросам мусульман — «фетвы». Кади и чиновники при отсутствии четкого в законе предписания по определенному случаю также обращались к муфтию за фетвой (251. 137). Баязид II поощрял нормотворчество муфтиев и подавал пример, обращаясь за фетвами сам.

Баязид II почувствовал необходимость изменения земельного законодательства. На земле основывалась большая часть армии — конница тимариотов, и земля приносила большую часть налогов в казну. В 1487 г. султан разработал и издал образцовый «кануннаме» — местный закон для сельской округи Бурсы, а в 1499 г. подготовил универсальный кануннаме — шаблон для всех прочих провинций империи.

Именно в кануннаме для округи Бурсы было дано модельное описание крестьянского хозяйства «чифт-хане» как земли площадью в 70—80 (хорошей), 100 (средней) и 130—150 (плохой) «донумов» — участков в 40 «нормальных» шагов в длину и ширину (128. 41—42). Система чифт-хане становится хребтом сельского хозяйства Турции, ее слаженное функционирование — экономической базой многочисленной конницы помещиков-тимариотов.

Крестьянин, согласно законам Баязида II, не был «прикреплен» к земле — он был прикреплен к уплате полагающихся с нее налогов. Если крестьянин перейдет обрабатывать другой участок или займется торговлей, он обязан платить налог с прежнего. Крестьяне, которые сбегали со своих участков «безвестно», подлежали возвращению и подвергались штрафу. В городах срок оседлости для «невозвращенцев» составлял 15 (с середины XVI в. — 10) лет (128. 46—48). Благодаря этим правилам хозяйства тимариотов получили стабильность, что вдохнуло «вторую жизнь» в турецкую конницу почти на 100 лет вперед.

Если тимариоты получали свое содержание за счет налогов с крестьян, которые собирали сами, янычары и войска капыкулу нуждались в жаловании из центральной казны. Чтобы наполнить ее, налогов было мало, и Баязид II черпает их в новой монетарной и торговой политике.

Особыми законами он упорядочил горнорудную промышленность и чеканку монеты. В македонском Кратове были запущены серебряные рудники и открыт монетный двор (200. 36). Расширялась добыча cеребра на рудниках Сербии. Новые монеты шли не столько на строительство мечетей и прочие «богоугодные» дела (которыми хотел запомниться Баязид II), сколько на перевооружение армии и укрепление ее регулярного ядра.

Именно в правление Баязида II османская казна стала не барахолкой, куда стекалась военная добыча — «ганимет», а институтом, основанным на налогах и эксплуатации государственных монополий. Добыча серебра и чеканка монеты стали из них главными.

Благодаря росту доходов казны (85. 51) и обильной монетизации османская экономика становится дефицитной по некоторым видам товаров. Прежде всего, то были оружие и снаряжение для армии, а также материалы для военной промышленности. Баязид II вводит правила, согласно которым экспорт турецких товаров в европейские (и не только) страны подавляется различными налоговыми и организационными мерами, а напротив — поощряется импорт из них. Именно Баязид II стал автором знаменитого оттоманского «меркантилизма навыворот».

Османы верили, что основой процветация государств является насыщенный внутренний рынок, и считали, что такой политикой они наносят ущерб своим противникам и приносят пользу себе и своим подданным. При Баязиде II стали составляться списки товаров, запрещенных к экспорту «врагам Ислама», и товаров, которые допускаются к импорту от них. Чаще всего то были оружие, полуфабрикаты, металлы и прочее сырье для его производства, а также тонкие шерстяные ткани — именно то, что стремились экспортировать европейские державы, где зарождался «меркантилизм» (140. 198).

В долгосрочном плане — в перспективе одного-двух веков, такая политика приведет к гибели турецкой промышленности и к захвату европейцами османских рынков. Но в эпоху Баязида II она действительно позволила покрыть товарный дефицит и догнать передовые европейские страны в военной технике и оружейных технологиях.

Взрывное появление кызылбашей стало головной болью турецкой коммерции. Кызылбаши решительно оседлали не только экспорт в Турцию и через Турцию — в Европу иранского шелка, но также перехватили главный для турецких посредников наземный караванный путь транзита в Европу из Индии и Юго-Восточной Азии специй (морской перехватили португальцы). Спрос на тот товар и другой бил в Европе все рекорды, цены были заоблачными, барыши посредников — невероятными, таможенные пошлины на торговлю ими — важнейшими статьями доходов османской казны.

Баязид II сделал ставку на безопасность торговли. Купец мог свободно оставить верблюда с поклажей на улице, не боясь, что кто-то его тронет. А при Селиме I в караван-сараи будут назначены специальные приставы, принимавшие под охрану товары на ночь (43. 170). Безопасность и учет повысили собираемость налогов и пошлин.

В XV в. после всех неурядиц на торговых путях, вызванных распадом монгольского мироустройства «Пакс Монголика» и походами Тимура, турецкая Бурса стала главным центром торговли иранским шелком. Бурса продолжит оставаться столицей торговли шелком в XV и XVI вв. (140. 223). Обороты этой торговли были грандиозными: в 1513 г. только один из караванов, пришедший в Бурсу из Ирана, привез 22 400 кг шелка на баснословную сумму в 220 000 золотых дукатов (132. 111) — пять годовых даней Валахии или (10 млн. акче) средняя доходность 2000 военных тимаров.

Собственная шелковая промышленность в Бурсе развивалась, но тем не менее от половины до двух третей импортируемого из Ирана шелка перепродавалось в Италию (140. 227). Иранский шелк-сырец меняли на европейские готовые товары: оружие, полуфабрикаты для его производства, металлы, тонкие шерстяные и те же шелковые готовые ткани. Не менее грандиозными были обороты торговли специями, которые также, караванами, поставлялись через Иран и Ирак в Стамбул, Алеппо, Бурсу, Салоники, другие турецкие торговые центры для перепродажи в Европу.

Теперь Иран и Ирак принадлежали Исмаилу с его кызылбашами: оставалось только ждать, когда они наложат лапу на экспорт шелка и транзитную торговлю, выжмут из них всё, что возможно, перед тем, как пропустить в Турцию. С 1515 г. началось стремительное падение оборотов турецко-венецианской торговли шелком, пряностями и прочими высокодоходными товарами Востока. К 1523—1525 гг. дно оборота восточных товаров в порту Венеции составило лишь 10% к уровню 1514 г. (227. 60). Эту проблему Баязид II «завещает» Селиму I.

Государственные и военные реформы Баязида II вложили в руки Османов такое мощное оружие, которого не было у их противников ни на Западе, ни на Востоке. Своими впечатляющими огнестрельной и пехотной «революциями» его преемник Селим I будет обязан насколько собственному чутью полководца, опиумным фантазиям и вдохновению поэта, настолько проведенным планомерно и глубоко, несмотря на крайние обстоятельства, реформам отца.