Украинская война. Верно руководимые

ВЕРНО РУКОВОДИМЫЕ

 

Оказалось, что турецкому молоту придется не бить на две стороны, а метаться на три. Кроме «статичных» мамлюков в Египте и Сирии, в начале XVI в. на восточных границах Турции внезапно вознеслась мессианская Персия Сефевидов.

Что важно для дальнейших событий в Европе — в борьбе с мамлюками и Сефевидами Османы не только трансформировали Турцию духовно и политически, они нашли ряд военных тактических и организационных решений, которые принесут им успех в схватках с европейскими армиями. Но если в Египте и в Сирии Османы обрели экономическую, духовную, демографическую базу для дальнейшей экспансии, то в лице Сефевидов — выковали врагов, которые буквально разорвут пополам военную мощь Турции, пресекут ее стремления к духовному господству в исламском мире и к мировому имперскому господству.

Возвышение Персии является примером того, как стремясь наследовать величие Римской империи, еще быстрее чем ее статус, Османы наследовали ее геополитических врагов. Персия, изнурительные войны с которой во многом определили падение сперва Западного, а затем и Восточного Рима, — возникла вновь, страшной грозой на Востоке. Османы, подобно римским и византийским предшественникам, готовы были отчаянно жертвовать свои армии, богатства, жизни и славу в горах Кавказа и в пустынях Месопотамии — лишь бы хоть как-то ее сдержать.

Римлян и византийцев подстегивали древние легенды о нашествиях персов в Европу, о царе Дарии и Александре Македонском, о том, что истиное царское богоподобное величие лежит только на Востоке, и достижимо только на Востоке. Турок подстегивало другое: Ислам. Со всей своей древней культурой, обширной территорией, многочисленным населением, со всеми своими историческими традициями и военной мощью — персы оказались носителями непримиримо враждебного к суннитскому исламу Османов иного исламского течения «шиизма» — «шийи».

Египетская «революция» 1250 г., приведшая там к власти армию рабов-мамлюков, носила вполне постельный характер. «Жемчужное дерево» — Шаджар аль-Дурр, наложница последнего Айюбидского султана Египта, попросту вышла замуж за одного из его военных рабов — Айбека, положив начало мамлюкскому правлению (за что его первая жена, вынужденная с Айбеком развестись, насмерть забила соперницу в бане деревянными башмаками) (226. 54). Но воцарение в Персии династии Сефевидов имело радикально иной — отчетливый мессианский акцент.

С военной точки зрения в основе их успехов лежало превосходство кочевой конницы туркмен Малой Азии. К XV в. персы привыкли безропотно покоряться разного рода кочевникам: арабам, тюркам, монголам и опять тюркам — установление господства здесь очередного их племени казалось привычным делом. Если бы основатель династии Сефевидов шах Исмаил I не был лидером религиозного ордена, мнительного и агрессивного, сомкнувшегося с шиизмом-«шийей» своим мессианством и ненавистью к ортодоксальному суннизму.

Шах Исмаил I сам не был заветным Двенадцатым имамом шиитов — Махди («Верно Руководимым»), который должен вернуться из своего духовного убежища, где он, бессмертный, пребывает невидимым, — и спасти верных. Не был он и «реинкарнацией» имама Али — зятя и брата Пророка Мухаммеда, как верили его сторонники (101. 216). Но по размаху своих дарований и своим свершениям Исмаил был подобен Махди как никто из смертных. И как никто из смертных он приблизился к величию Али.

Был предок Исмаила — шейх Сафи-ад-Дин Исхак «сейидом» — потомком Пророка от его дочери Фатимы и зятя (и двоюродного брата) Али через седьмого имама Мусу аль Казима или не был (и будь он даже не туркмен, а курд) (19. 35; 290. 157) — неважно. Сафи видел пророческие сны: в них ему не хватило сил поднять тяжелый меч, но стоило снять соболью шапку — сияющее «солнце блаженства» взошло из его головы. Оно светило всему миру в виде его Ясного Лика (290. 150—151). Послушав трактовку своей матери, посчитавшей, что эти сны предвещают ему именно духовное, а не силовое господство над народами, Сафи создал свой «орден» Сафевийя — Сафеви.

Сафи был сунитским мистиком-«суфием». Убеждения объединяли суфиев в различные «ордена» «тарикат»-«путь» во главе с учителем-«шейхом». Шейх был связан мистической цепью «силсиле» последовательных реинкарнаций с прошлыми наставниками. В XI в. суфийская волна захлестнула исламский мир и стала его неотъемлемой принадлежностью (264. 86).

Тогда Ислам еще не был грубо поделен между суннизмом и шийей. Сафи, будучи суннитским мистиком, мог свободно находить в шийе пищу своему мистицизму. А шийя была для этого более благодатной, чем костенеющий суннизм.

Согласно шийе, Али и его (от Фатимы) потомки были избраны самим Мухаммедом, и потому — единственно достойны править общиной верных «уммой» в «надвигающемся» «Конце Света». Сафи использовал в своем духовном пути мощный апокалиптический заряд шиизма.

Исламский мир был испещрен различными сектами шиитов, как оспой: от Испании и Северной Африки до Ирана и Индии. Были времена, когда шииты владели большей его частью. Потомки дочери Пророка Фатимы халифы Фатимиды правили в Египте и Сирии, контролировали Мекку и Медину, оставив разлагающимся суннитским халифам Аббасидам лишь Багдад. Но пришедшие из срединной Азии новообращенные тюрки, преданные сунниты, поддержали Аббасидов, а затем создали свое военное государство — султанат Сельджуков, в котором халифам осталась декоративная роль. Шииты превратились в изгоев.

Под спудом Cельджуков одна из главных ветвей шийи — «Низари Исмаили» породила орден «ассасинов». Городок Ардабил в горах Северного Ирана, где закрепились Сафеви, находился совсем по соседству с бывшим оплотом ассасинов в замке Аламут.

Глубоко законспирированная организация, ассасины исподтишка убивали правителей, военных, духовенство пришедшихся им не по нраву режимов. Они не чурались подкупа и шантажа. Они проводили агитацию нужных им людей на конспиративных явках. Они меняли имена, легенды и внешность легко, как оборотни. Они наводнили Ближний Восток киллерами-«фидаи» («посвятившими себя») и тайными агентами влияния-«такийя» («скрытными»). Они обращались друг к другу «рафик» — «товарищ» и были объединены манией самопожертвования ради того, чтобы приготовить мир к пришествию Махди (184. 60, 65, 95).

Ассасины были партией политического террора «пар экселенс». Они наводили ужас на Ближнем Востоке: на сарацин и крестоносцев, на султанов Саладина и Бейбарса и на иерусалимских королей, они обложили данью местных правителей и воюющие здесь армии. Они, а вернее — страх, который они наводили, стал «подпольным правительством» Ближнего Востока. Пока прямодушные монголы со всей своей жестокостью не искоренили их (184. 107, 113, 117, 119). Монголам не нравились политические оборотни, убийства исподтишка они считали подлостью. Поэтому они залезли в горы, где располагался замок Аламут, взяли его и разрушили, а ассасинов — тех, кого застали в «школе убийц», вырезали подчистую.

Но они не тронули Сефевидское гнездо в городке Ардабил неподалеку. Монголы уважали поклонение Богу в любой форме и суеверно почитали мистиков. На пути от победной битвы при Анкаре 1402 Ардабил посетил сам Тимур: потомку Сафи — шейху Али Ходже даже удалось убедить его отпустить часть османских пленных (но не султана Баязида I, конечно) (101. 215).

Во второй половине XV в., после смерти преемника Тимура Шахруха и распада его державы, харизма великого завоевателя не давала покоя окрестным туркменским вождям — вакуум власти чувствовался в разорванном склоками кочевом мире Малой Азии, Месопотамии и Ирана. Империя напрашивалась сама собой, она валялась ничьей на пыльной земле, и надо было лишь подхватить ее — на полном скаку, как умеют туркменские наездники.

Две туркменские «партии» вели «собирание империи»: «Кара-коюнлу» — «Властители черных овец» и «Аккоюнлу» — «белых». Ардабил попал во владения Кара-коюнлу, верхушка которых принадлежала к шийе.

Праправнук Сафи-ад-Дина — Джонейд примкнул к особо ревностной шиитской ветви «Итхна Ашарийя» («Партия Двенадцатого»). Ее сторонники верят, что Двенадцатый имам скрытно существует и выйдет, как мессия, из подполья в конце времен. Имя ему — Махди (168. 234).

В отличие от замкнутых в себе ассасинов Джонейд полагал, что пришествие Махди надо готовить не тайно, а явно — широкой агитацией и собственно войной. Вести то и другое следует прежде всего среди туркмен — военно-политических хозяев Ближнего Востока: среди тех, кто подорвал шиитский халифат, с кем сражались крестоносцы, кого убивали ассасины, кого угнетали монголы и приручал Тимур. Джонейд посвятил себя проповеди среди туркмен и газе — двум главным богоугодным делам, какими их завещали Пророк Мухаммед и Двенадцать (290. 191).

Вождь Кара-коюнлу Джахан-шах, опасаясь популярности Джонейда, изгнал его из Ардабила. Джонейд скитался по Малой Азии и Сирии, по указке местных шейхов его гнали Караманы из Конии и мамлюки из Алеппо, а султан Мехмед II не дал ему захватить греческий Трабзон. Наконец, скитальца приютил Узун Хасан — лидер туркмен Аккоюнлу, враг Кара-коюнлу. Узун Хасан пытался вырвать у них лидерство в туркменском племенном мире Малой Азии. Узун Хасан был хитрый, мудрый степной вождь. Он понимал, что подлинную силу дают не стрелы и пушки, а духовная власть. Воинственный суфий, популярный в народе, пришелся ему как нельзя кстати.

Узун Хасан был суннитом, но для него — туркмена и кочевника, различия с шиизмом Джонейда мало что значили. Он выдал за суфия сестру Хадиджу (79. 54). То было знаковое исключение из общего правила, согласно которому женщины кочевой военной элиты «тюрок» не могли выйти замуж за представителей персидской религиозной и административной верхушки «таджиков», а также прочих «городских» мусульман. Это считалось недопустимым нарушением туркменских обычаев, непозволительным смешением рас, тщательно разделявшихся в быту, в общественной жизни, в политическом устройстве.

«Таджики» не могли получить командные назначения в армию, а «тюрки» — войти в религиозную иерархию. Яса Чингисхана запрещала кочевникам жить в «грязных и извращенных» городах и этот запрет соблюдался туркменами. Их вожди верили: высшая власть принадлежит тем, кто кочует (287. 15—16).

Узун Хасан разглядел в Джонейде «своего» — воина. В 1460 г. Джонейд был убит правителем Ширвана амиром Халилом, вопреки совету которого с 10 000 бойцов-«гази» он предпринял набег на христиан Грузии (290. 215). Его сын Гейдар воспитывался при дворе Узуна Хасана в Тебризе. Рожденному по смерти отца и взращенному туркменами Гейдару не менее важным, чем исламский мистический путь суфия, стала традиционная для кочевников воинская доблесть.

В 1468 г. Узун Хасан, покончив с Кара-коюнлу и прикончив Джахан-шаха, водворил восьмилетнего Гейдара в Ардабиле. А для укрепления его с собой родства выдал за него — за своего племянника, собственную дочь (19. 47, 49—50) от Феодоры Комнин (Деспины Хатун) — Марту (Халиму).

Возмужав, Гейдар стал собирать вокруг себя туркменских и курдских дружинников, которых по духовному наитию облачил в красные шапки с 12 углами в честь двенадцати имамов шийи («короны Гейдара») — по ним их стали называть «красношапочниками»-«кызылбашами». «Племена» кызылбашей — «уймаки» — не были объединены кровным родством, их сплотили вера и война. Они были «харизматическими группами» (75. 425) мистического ислама, с особым почитанием халифа Али и его потомков — «гулат». В племена кызылбашей сбивались воины, семьи, роды самого разного происхождения: в основном туркмены и курды, но также персы и арабы.

Общим были их яростная вера и страсть сражаться за нее, а также преданность своим вождям «амирам». И общим было поклонение Гейдару: он лично был их «киблой» — видом Мекки, путем спасения (19. 51). Они иcповедовали «истинную газу» — вольную по-старому, по-туркменски, вместо костенеющего государства, которое построили мамлюки, строили Османы (160. 389) и пытались строить наследники Узуна Хасана (287. 143).

Сафеви стремительно превращались из духовной секты в политико-религиозное движение. Главной проповедью его стала сила оружия и шиитское поклонение двенадцати имамам — Итхна Ашарийя. Как и его отец, Гейдар был убит в 1488 г. очередным ширваншахом Фарухом Ясаром в битве к югу от Дербента, во время самовольного набега на дагестанских христиан. Осиротевшие сыновья Гейдара были изгнаны сыном Узуна Хасана Якубом из Ардабила в провинцию Фарс (263. 42).

Но к тому времени движение кызылбашей успело широко разойтись среди туркмен западной Персии и восточной Малой Азии. В 1490 г. Якуб то ли умер от чумы, то ли был случайно отравлен собственной матерью (то ли зарезан одной из своих жен ради любовника, то ли убит неким «благородным юношей», которого пытался склонить к «непроизносимому греху») (287. 146). Ак-коюнлу погрузились в хаос.

Третьим сыном Гейдара от дочери Узуна Хасана был Исмаил. В малолетство наследников Гейдара управление Сафеви попало в руки совета из семи вождей кызылбашей — «кулафа». Сафеви искали и не находила себе место в борьбе между потомками Узуна Хасана: ее лидер Султан Али был убит, объявленный преемником Исмаил вынужден был четыре с половиной года скрываться в Лахиджане, а его брат Ибрагим, вместо красной шапки кызылбаша, надел войлочный колпак туркмена. То было равносильно предательству (290. 252—253).

Совершив в двенадцатилетнем возрасте мистический «хурудж»-«пришествие» (выход из подполья), Исмаил дистанцировался от враждующих партий Ак-коюнлу. Вместо того чтобы содействовать одной из них — он решил захватить власть себе.

Необычно светло-рыжий Исмаил с одинаковой легкостью вращался в персидском, курдском и тюркском мире (все эти языки, а также арабский он прекрасно знал) — в Северном Иране, в Месопотамии, в Закавказье, но подлинная его база лежала в Восточной Анатолии и Северной Сирии. Он опирался на неугомонно бродящие туркменские племена Малой Азии, которые прежде не давались в руки ни монголам, ни мамлюкам, ни Тимуридам, ни как следует Кара-коюнлу, Ак-коюнлу и Османам. Решившись выступить, он выбрал местом сбора своих сторонников в 1501 г. Эрзинжан — в тысяче километров от своего Ардабила на восток и в тысяче — на юг от Дьярбекира, оплота Ак-коюнлу.

Он верил — властью наделяет Аллах, как благодатью — «луфт» в мистике суфи, и дарованием — «улм» в учении шийи, а не людская воля, наследование или происхождение. Он верил виде нию дервиша Деде Мухаммада, на глазах которого «скрытый» до Конца Света Двенадцатый имам — «Повелитель Веков» повязал ему пояс с мечом, назначив своим представителем в бренном мире (290. 263, 265). Халиф Али — «…пчела, я — мед» (292. 137), — верил Исмаил. Он верил в Себя.

В своем «диване» (сборнике стихов) под псевдонимом «Хатаи»-«Грешник» он предлагает себя «Богом в человеческом одеянии», «светом Бога», «печатью пророков», «совершенным руководителем», «ведущим имамом» и «абсолютной истиной». В отличие от своих царственных современников, вроде турецкого султана Селима I, могольского завоевателя Бабура и мамлюкского султана Аль-Гаури, Исмаил-Хатаи был поэтом не фантазийных вирш, а политического действия. Он писал свои стихи на тюркском — языке его главной аудитории, кызылбашей, а не на персидском или арабском языке оторванной от масс заобразованной улемы (79. 119—120). Туркмены им внимали с восторгом.

Османскому султану Баязиду II Исмаил написал письмо как «суфий» — духовный вождь: Баязиду пришлось разрешить «своим» кызылбашам «паломничество» в Эрзинжан (19. 77). Как раз тогда Баязид II боролся с очередным всеобщим восстанием в Карамане во главе с Мустафой Караманоглу, подлинным или мнимым наследником властителей бывшего эмирата Караман (290. 323—324). «Тургут» и «Варсак» — местные туркменские племена, с яростью поддерживали любую оппозицию Османам, которая вернула бы им былую вольность. И, конечно, им понравились кызылбаши с их культом газы и вождем в виде воскресшего в шахе Исмаиле Махди (290. 142, 147).

Вмешательство в Карамане кызылбашей было кошмаром Баязида II. Впрочем, границ в тех горах не существовало и закрыть их султан не смог бы при всем желании. Он мог лишь взывать в своих письмах: «Да повергнет их (кызылбашей) Бог!» (19. 85).

Возможно, перед сбором в Эрзинжане Исмаил и его кулафа уже вошли в контакт с венецианцами. Агенты Венеции рыскали по Ближнему Востоку, подстрекая любых недовольных и проходимцев против Османов, щедро суля им оружие и деньги. Но Исмаил был себе на уме и не думал быть чьей-то марионеткой. Вместо того чтобы «поднять» на Баязида II всю туркменскую Анатолию (как подстрекали венецианцы), в голове у него была другая идея.

Собрав 7000 бойцов из семи племен кызылбашей, прежде всего из Северной Сирии и Восточной Анатолии, в декабре 1500 г. Исмаил вторгся в Ширван. Ширваншаха Фаруха Ясара, вышедшего против него с 20 000 конницы и 7000 пехоты, Исмаил разбил и убил (290. 293) под Гулистаном (304. 5), его труп сжег, а из голов его убитых бойцов сложил пирамиду (19. 71). Весной 1501 г. Исмаил взял Баку, где раскопал и сжег остатки ширваншаха Халила, в битве с которым погиб шейх Джонейд (290. 294).

Отомстив за отца и деда, Исмаил обратился против спешно объединившихся Ак-коюнлу. С 7000 бойцов-кызылбашей и 9000 союзников в битве на Шарурской равнине близ Нахичевани он наголову разбил их 30-тысячную армию во главе с Альвендом Ак-коюнлу (304. 6). Туркменские племена переходили на его сторону повально. Вскоре он триумфально вступил в Тебриз (19. 62) и провозгласил себя шахом.

Мистически воодушевленная армия кызылбашей создала Исмаилу державу, не уступающую по своей мощи Османской Турции, — молниеносно. В 1501 г. он утвердился в старой столице Ак-коюнлу Тебризе. В 1503 г. разбил Мурада Ак-коюнлу при Алма-Кулак близ Хамадана, причем победы он добился с 12 000 бойцов против 70 000 противника (309. 55). Эта победа принесла ему Центральный и Южный Иран.

В 1504 г. Исмаил завоевал прикаспийские провинции: Дербент, как и Баку ранее, он взял почти штурмом — оба города сдались, когда войска Исмаила уже проделали бреши и ворвались внутрь (304. 7, 8). В 1505—1507 гг. Исмаил занял Дьярбекир и Северную Сирию, в 1508 г. — Юго-Западный Иран и Южный Ирак с Багдадом, в 1509 и 1510 гг. — Ширван и Хорасан.

Под власть Исмаила перешли вся историческая Персия-Иран, большая часть Закавказья и Месопотамии-Ирака, восток Малой Азии и север Сирии. Исмаил принял древний персидский титул «шахиншах» — «Царь Царей».

Как сам Исмаил — воин, мыслитель, проповедник, полководец, государственный деятель, поэт, так и его сторонники и противники не могли не увидеть в этих головокружительных успехах свидетельство небесного происхождения Сефевидов. Не могли не увидеть в Исмаиле «предтечу» Махди.

В Европе (прежде всего в Венеции) зачарованно всматривались в сенсационное появление Исмаила. В нем видели разом «короля», «воина» и «святого», «пророка». Подчеркивали сходство апокалиптических идей Сафеви с христианскими, родство кызылбашей, как «воинов веры», с крестоносцами. В европейском воображении шах стал подобен Христу: празднующим Пасху, раздающим богатство нищим и вдохновляющим своих последователей на мученичество (49. 30—31). С таким Исмаилом в Европе очень хотели дружить против Османов (а венецианцы еще и против португальцев). Такому Исмаилу обещали оружие, деньги, советников, корабли.

На восточных границах Турции возродился Великий Иран. Этот Иран станет не только раздражающим фактором для религиозной деятельности Османов и их заядлым врагом в Закавказье и Ираке, но глобальным противовесом турецкой мощи. Вместе с Военной революцией на Западе именно Иран спасет от них Европу.