Украинская война. Римский строй

РИМСКИЙ СТРОЙ

 

Действительно, по своему размаху и влиянию военные достижения Селима I были сравнимы со свершениями великого Тимура. При Чалдыране 1514 и Мардж Дабике 1516, и особенно при Райданийе 1517 Селим I показал пример того, как использовать наиболее сильные качества армии, по-новому организованной, подготовленной, вооруженной Баязидом II.

Развернуть огнестрельную пехоту так, чтобы она нанесла поражение коннице, тем более такой боеспособной и такой разной, как тяжелая ударная конница мамлюков и легкая конница лучников кызылбашей, — было непросто. Селим сумел использовать пехоту агрессивно и гибко, и в обороне, и в наступлении, и для реализации своего плана сражения, и для ответа на действия врагов — контратаковать (как это было, когда сипахи дрогнули под Чалдыраном 1514 и Мардж Дабиком 1516).

Под Райданийе 1517 янычары выступили главной ударной силой его армии. Слаженно действуя аркебузами и пиками, вне укрепленного табура — они атаковали тяжелую конницу мамлюков и опрокинули ее. Даже многоопытным и находчивым испанцам в Итальянских войнах не всегда такое удавалось, как показывают битвы при Равенне 1512 и Черезоле 1543. А ведь для испанцев развитие новой пехоты было органичным, имело глубокие корни в трансформации их вооруженных сил, государственной и общественной систем. Для Османов же оно было внезапным озарением — гениальным наитием Селима I, тем не менее он трижды дерзко и действенно расправился со своими главными врагами именно многовидовым боем, применяя пехоту.

Послужив ключевым тактическим элементом побед Селима I, османский табур, как полевая крепость из связанных боевых возов с полевой артиллерией и вооруженной огнестрельным оружием пехотой, произвел «революцию» в тактике мусульманских армий. Как завоеватель Индии Бабур в битве при Панипате 1526 («дестур-и Руми») (2. 112), так и шах Тахмасп, сын Исмаила в битве при Джаме 1528 с Узбеками («Румлу Туфангджи») (143. 204, 207) применяли схожее боевое построение как османское — из «Рума». Хотя тем и другим полевая крепость из связанных телег была хорошо известна по тюркскому («чепер») и монгольскому («курень») кочевому прошлому — новаторской и победоносной ее делало именно применение огнестрельного оружия засевшей там пехотой по-османски.

Тактика боя с применением табура требовала особых навыков от полководца. При Панипате 1526 Бабур потратил несколько дней, пока сумел заманить Делийского султана Ибрагима атаковать его позицию. Результат был убийственным. Из 100 000 армии Ибрагима — 20 000 бойцов погибли в «котле», когда конница Бабура, осыпая стрелами, прижала с флангов его армию к своему центру — табуру. Погиб и сам Ибрагим (80. 21).

Бабур его достойно похоронил и вместо пирамиды из отрезанных голов устроил в память о победе сад, но результата это не умалило. Армия Бабура, применив тактику табура, — разбила наголову впятеро превосходящего числом противника. Делийский султанат был завоеван Бабуром.

С битвы при Панипате тактика табура стала обычным боевым приемом Моголов как против мусульманских армий на Севере, так и против индусских армий Срединной Индии (86. 117). При Кхануа в марте 1527 г. Бабур свяжет перед своей ставкой пушки ремнями бычьей упряжи вместо цепей — в манере «гази Рума», как они были связаны перед ставкой Мурада II под Варной 1444. Исполнит это Али Кули — командир, вышедший из армии Османов (7. 33). И тяжелая конница раджпутов запутается в ней так же, как запутались под Варной рыцари короля Владислава III.

В армии Сефевидов после поражения под Чалдыраном 1514 появилась своя артиллерия «тупчи» и вооруженная огнестрельным оружием пехота «туфангчи» в составе гвардии шаха — горчи. Когда в сентябре 1528 г. 15-летний шах Тахмасп встретился с узбеками правителя Убайдуллы под Джамом близ осажденного ими Герата, тупчи и туфангчи встали в табуре из боевых возов в центре его армии (257. 169—170).

На флангах конница узбеков одержала верх над конницей кызылбашей, но табур под началом Тахмаспа разбил их центр (73. 139). Узбеки потерпели полное поражение, Убайдулла был ранен, оглох и едва сумел ускользнуть. Голову «великого хана» Узбеков — Кучима, горчи по обычаю отрезали. Неизвестно, сделал ли из нее Тахмасп чашу или погнушался.

В лице двух соседних тюркских «завоевательных» империй Сефевидов и Моголов — Османы обрели способных учеников. Подобно Османам, они стремились интегрировать военные силы захваченных ими стран в многовидовых армиях с огнестрельным оружием и пехотой. Так поступали сами Османы (на христианских Балканах), в этом им подражали Сефевиды (с персами-таджиками и грузинами), и за ними следовали Моголы, вовлекая в свои армии индусов: служилое сословие, чиновничество и крестьянство (257. 207).

То был переосмысленный тюркский «вождизм» — стремление объединить народы завоеванием и вести их за собой с осознанием собственного великого предназначения. Вождизм создал империи Османам, Сефевидам, Моголам. Но судьба всех трех империй зависела от способности «переварить» захваченное, использовать как материал для строительства новой политической, социальной, военной общности.

Судьба поздних тюркских завоевательных империй зависела от их силы вести в своих завоеваниях «внутренний джихад» — подлинный джихад, каким его завещал Пророк Мухаммед. Все поздние тюркские завоевательные империи должны были пройти эпоху завоеваний и вождизма и войти в эпоху внутреннего джихада: интеграции и перемен. От способности сделать это — зависело их выживание в Раннее Новое время.

Перед решающим вторжением в Индию Бабур, потративший юность на оргии и порнографические вирши, получил от Бога откровение. Бог потребовал от него очиститься. Подобно языческим идолам — Бабур приказал разбить в своей армии все «сосуды пьянства» и уничтожить все спиртное (21. 49—50). «Ёлган шахид, ёлдюгран гази», — заявил он войскам боевую чагатайскую поговорку, — «убитый станет шахидом, убивший — гази» (21. 30).

Бог нисполал ему победы при Панипате и Кхануа: империю и собственную династию. Но дальше этого подвига у Моголов не пошло. Они не создали в Индии собственного «сквозного» государства. Они не разбили «идолы прошлого» Индии. Они опирались на сословие «заминдаров» — посредников, собиравших им подати и наводивших порядок в местном населении (224. 54). В результате Моголы правили не Индией, а заминдарами.

Моголам даже пришлось пойти на (недопустимые для Ислама) религиозные компромиссы: султан Акбар откажется от превосходства «единобожия» (вместо этого он провозгласит «сулх-и кулл» — «примирение со всеми») и в доказательство отменит налог на немусульман — «джизью» (257. 208—209). Но несмотря на все эти вольности, интегрировать индусов в империю Моголов не выйдет: индусы будут равнодушно смотреть на их падение с появлением в Индии в конце XVIII в. колонизаторов-европейцев.

В Иране Сефевиды останутся туркменами-завоевателями, чужими для оседлых персов-таджиков. Как только в конце XVIII в. кызылбаши ослабеют, персы-таджики бросят их на произвол захватчиков-афганцев и прочих внешних врагов.

В отличие от Моголов и Сефевидов в наступившем XVI в. Османы дотянутся до всех подданных, до каждого экономического и социального явления напрямую. Османы никогда не шли у прошлого на поводу. Не ломая, они настойчиво и неутомимо «работали» с прошлым: оценивали, применяли, хранили и преобразовывали его.

В той «работе» заключался интеграционный «внутренний джихад» Османов — судьбоносное отличие их государства от завоевательных империй кочевников, которыми остались государства Моголов и Сефевидов, несмотря на видимость бюрократии и взятый взаймы «Римский строй» армий. Государства Моголов и Сефевидов остались тюркскими вождистскими империями: они были сломлены Новым Временем и канули в небытие. А вождистскую империю Османов, благодаря ее перерождению, ждал в XVI в. головокружительный взлет. И единственная из всех тюркских империй — она продолжилась в современность.