Украинская война. Клецк 1506

ЧАСТЬ 5. ФЕДЕРАЦИЯ ОРУЖИЯ

Глава 2.11. Клецк 1506

 

Но чтобы восприять польский образец, чтобы новаторские элементы польской армии в нее вписались, литовская — сама должна была измениться. Поменяться ее организация и навыки полководцев. Сам государственный дух Литвы должен был выйти из ямы предательства и пораженчества, куда его загнали русские вторжения и татарские набеги двух предыдущих десятилетий, уполовинившие Литву и разорившие ее вконец. Этот разворот для Литвы совершил татарин по генеалогии и русский по убеждениям, ренессансный европеец по образованию и опыту, взаимно ренегат для католиков и православных, объявленный затем предателем и бунтовщиком литовцами и поляками, а русскими — двойным агентом и мерзавцем, князь Михаил Львович Глинский.

Разгром Менгли-Гиреем последнего хана Большой Орды Шиг-Ахмета в 1502 г. и поглощение Крымом ее улусов поставили Литву на грань военной катастрофы. В 1502 г. 90-тысячная армия «царевичей» Фатих-Гирея и Бурнас-Гирея совершила вторжение до самого Кракова (553. 56), разгромив окрестности не только привычных к набегам Киева, Турова, Луцка, но также Львова, Люблина, Кракова. Сам Менгли-Гирей зимовал под Киевом, захваченный в этом и предшествующем году огромный «полон» он возвращать (даже за выкуп) не намеревался: хан распродал «литовцев» в рабство в Турцию и на Восток (668. 161).

Александр был согласен на любые формальности и условия: признать себя подданным хана, платить ему дань, обложить в его пользу подушной податью жителей Западной Руси, кланяться ему и восхвалять его. Просто потому, что иначе вскоре у него не останется ни Западной Руси, ни, вероятно, самой Литвы. Но все его заискивания Менгли-Гирей отвергал: вместе со своим другом Иваном III он считал необходимым «дожать» Литву.

В 1505 г. пятитысячная орда крымских татар во главе со старшим сыном Менгли — Мухаммедом (95. 23), почти не встречая противодействия забитых и запуганных литовцев, дошла до Минска и, устроив укрепленный лагерь неподалеку, разослала загоны к Полоцку, Витебску, Вильно, Трокам, Друцку, Слуцку, Новогрудку, безнаказанно опустошая Черную Русь и собственно Литву. Густонаселенные центральные области Литвы, мало приспособленные к обороне от татар, подверглись нещадному разорению. Ни жителям, ни знати, ни духовенству укрыться было негде: той системы мелких замков, что сложилась в Киевской земле, в Подолии, на Волыни, — здесь не было.

Села и городки были взяты и разрушены татарами, жители, кого они не увели в рабство, толпами бродили, ища укрытия — татары убивали их уже не ради добычи, а для забавы и бахвальства. Так был ими убит западнорусский митрополит Мисаил. Сам король Александр не мог спокойно переезжать из одной резиденции в другую, опасаясь татарских загонов.

Крымцы грабили, гнали в рабство, жгли, глумились и насиловали, но не забывали о политическом прессинге: о дани от Литвы, о ее нижестоящем статусе, о ее зависимости в политике — в выборе врагов, в выборе своих правителей. Все это Менгли-Гирей старался закрепить, направляя в Вильно свои посольства и принимая литовские в Крыму (116. 30). Он потребовал арестовать Шиг-Ахмета, сына хана Большой Орды Ахмата — своего соперника в борьбе за власть над заволжскими кочевьями и за статус Великого Хана. Затем он потребовал его казнить. Александр исполнил первое, но на второе — не пошел. Татарское вторжение повторилось в 1506 г. с еще большей силой.

Организационная слабость литовской армии, состоящей из боярского ополчения, сходящегося слишком медленно и с оглядкой на положение в своих имениях (12. 76), была лишь одной и далеко не главной причиной безнаказанности татарских набегов и повторяющихся поражений литовской армии от татар в сражениях и стычках. Главной — было отстутствие оперативной концепции борьбы с татарскими набегами (такой как московское стремление удерживать заранее отмобилизованной к каждому военному сезону полевой армией сплошную линию обороны по Оке), а также тактическая слабость литовской армии.

Литовцы утратили и никак не могли найти вновь рецепт победы над быстрой маневренной татарской конницей, не могли использовать свои ударные преимущества. Они несли неоправданные потери от лучной стрельбы татар, проигрывали им в конной схватке, где татары показывали лучшую организованность и управляемость, лучшие навыки владения холодным оружием.

В 1506 г. татарские войска вновь возглавили удачливые сыновья Менгли-Гирея Фатих-Гирей и Бурнас-Гирей. Численность их армии составила от 4000 до 20 000 бойцов. Пройдя за 50 дней около 900 км, они подошли к литовской границе с московской стороны у Чернигова и у Лоева — переправились через Днепр. Чтобы застать литовскую оборону врасплох, братья ускорили марш. С тремя конями у каждого всадника они шли день и ночь по 50 км, обогнули Полесские болота с северо-востока, у Мозыря форсировали Припять, прошли еще 320 км и ворвались в густонаселенные области внутренней Литвы. Служба земская, которую литовцы пытались собирать в Слуцке, была дезорганизована полностью. (95. 26).

Опорный лагерь татары устроили под Клецком — разрушенный ими еще в 1503 г., городок не представлял никакой угрозы (12. 77). Бобруйск, Новогрудок, Волковыск были им отсюда рукой подать, Гродно, Вильно, Минск — неподалеку. Посменно половина крымцев охраняла лагерь и пленников, другая — опустошала Литву. То была превосходная база для грабежа и для политического давления и выгодная оперативная позиция. Находясь в самом центре Литвы, нанося удары изнутри непредсказуемо во всех направлениях, татары препятствовали сбору литовских сил, сбили с толку литовское командование, сеяли в населении ужас. То был испытанный монгольский прием захвата оперативного господства, который Фатих и Бурнас исполнили образцово.

Литовская армия в 1506 г. столкнулась с той же, что обычно, проблемой мобилизации, но ситуацию спас случай: неподалеку — в Лиде проходил Сейм, который должен был утвердить Сигизмунда наследником престола. Кроме престолонаследия на нем обсуждались именно вопросы реорганизации армии и борьбы с татарами. На Сейме была предствлена почти вся знать со своими свитами из среднего и мелкого боярства. Здесь же присутствовал великий князь Александр.

Незадолго перед тем, в 1505 г. в Бресте, он пошел на поводу у Сейма, отказавшегося подтвердить Мельниковскую унию 1501 г. под предлогом того, что составившие договор магнаты не представляли «большинства» литовской «республики» (87. 342). Литва осталась без польской поддержки, которая была бы очень к месту сейчас.

Ряд инсультов после Брестского съезда парализовал всю левую половину тела Александра. Замученные татарами, литовские и польские подданные молились, чтобы Бог скорее забрал душу Александра и ниспослал им короля, способного их защитить (175. 1). Он был на издыхании, и ему казалось, что рыщущие неподалеку татары точно так же охотятся за трупом Литвы, как за его трупом.

На смертном одре Александру надоели непрерывные поражения и разорения, связанные с его именем. Теперь «большинство» Литовской «республики» было у него под рукой, и как главнокомандующий — жестом отчаяния он провозгласил Сейм всеобщим ополчением.

Депутаты стали основой выдвинутой против татар армии. Вместе с земской службой окрестных земель она составила до 5000 бойцов. То были хоругви Черной Руси и собственно Литвы: Новогрудка, Гродно, Минска, Вильно, Трок — бойцы католической литовской шляхты. В охваченном татарщиной русском Юго-Востоке было уже никого не собрать.

Кроме шляхты у Александра имелись регулярные польские надворные хоругви числом до 1000 бойцов, сопровождавшие его на Сейм как своего короля, несколько сотен пехоты при двух пушках, а также новинка: до 1000 бойцов наемной венгерской и набранной по ее образцу польско-литовской конницы гусар. Они были связаны с князем Михаилом Львовичем Глинским.

Свою военную карьеру Глинский начинал в войсках императора Максимилиана I и саксонского герцога Альбрехта Смелого, где познакомился с вооружением, организацией и тактикой армий, сражавшихся в самых передовых военных регионах Европы: в Северной Италии и в Нидерландах. Глинский принимал участие в завершающих боях испанской Реконкисты (95. 26) и в захвате Альбрехтом Фрисландии, где тот действовал во главе имперских войск Максимилиана. В общении с такими военными специалистами, как сын Альбрехта великий магистр Тевтонского ордена Фридрих, его опыт получил теоретическую базу. Глинский был знаком с античными военными трудами и их интерпретацией современной европейской военной мыслью — там он черпал идеи для радикально новой тактической концепции. Ее основой были огонь и сплоченный удар.

За границей Глинский был придворным и солдатом — но нигде правителем и полководцем. В поисках более значимых ролей он вернулся в Литву. Его дед служил Свидригайло, отец — Ивану Мстиславскому из рода Симеона-Лугвеня — Глинские были подозрительной и третьестепенной знатью. Его братья Василий «Темный» и Иван «Мамай» подвизались на мелкой службе при дворе Казимира IV. Сделать карьеру по знатности и их протекции Михаил не мог.

Его покровителем стал Иван (Литовор) Богданович Хрептович — фаворит Александра. Он приметил Глинского в посольстве как знатока германских обычаев и языка. И принялся продвигать (260. 33). Глинский выставлял себя католиком (православный по происхождению, кем он стал в своих блужданиях: католиком, протестантом, безбожником — не сказал бы сам). Хрептович представил его Александру: как нельзя кстати.

Глинский предложил ряд срочных реформ, которые Александр мог провести без сложных политических маневров и законодательных процедур — властью великого князя. Среди них были: формирование по польскому образцу регулярных надворных хоругвей тяжелой конницы, наем огнестрельной пехоты в Германии, Чехии, Силезии, набор легкой наемной конницы по образцу венгерских гусар. Глинский побывал в Венгрии в 1501 г. с дипломатической миссией, смог изучить их организацию, вооружение и тактику, приобрести необходимые для найма знакомства (206. 84). Кроме того, Глинский настаивал на изменениях в законодательстве о службе воинского сословия, которые подчинят бойцов службы земской не местным магнатам и князьям, а непосредственно великому князю.

Советы Глинского упали на благодатную почву: после литовских поражений от русских и татар, польских — от молдаван и турок Литве было некем сражаться самой и нечего рассчитывать на помощь «старшего брата». Литва очевидно тонула, а Глинский предложил соломинку. За нее и ухватились.

Реформы армии в обход олигархического представительства — Рады панов и Сейма, подрыв военной власти и политического влияния магнатов станут причиной сперва отторжения Глинского, а затем его преследования при Сигизмунде I. Но в первые годы XVI в. Александр находился под влиянием Глинского и дал полный ход его идеям. Впрочем, выбора у него не было. Многим казалось: под давлением Москвы и ударами Крыма — Литва доживает последние годы, и в лучшем случае уцелеют лишь какие-то ее остатки, подмятые Польшей на правах королевской Пруссии или вассальной Мазовии.

После Ведроши 1500 наем войск за границей велся агентами Александра панически. Он не доверял собственным подданным и не верил своим войскам. Прибывшая в Литву наемная пехота из Бранденбурга, Силезии, Саксонии была включена в чешские части Яна Богумила Чирнина. Вместе с польскими частями она удержала литовцам Смоленск, Полоцк и ряд других крепостей (206. 84). С избранием на Польский престол Александр получил возможность набрать там себе надворную хоругвь.

В 1506 г. в Лиде уже тяжелобольной Александр поставил Глинского начальствовать над объявленным армией Сеймом и наемниками. Он не мог обойти недавно получившего гетманство за отражение русских от Смоленска в 1502 г. Станислава Кишку, но Кишка уже не был препятствием: он был немощен почти так же, как Александр. А самое главное — магнаты и боярство Сейма вовсе не хотели, чтобы Кишка, вождь бледный и не слишком удачливый, вел их в бой. Им хотелось над собой Глинского, окруженного ореолом Италии и Нидерландов, античных идей и связей с европейскими знаменитостями. Формально Глинский подчинялся Кишке, но в действительности именно он повел армию.

Сам Александр, по слухам о татарах совсем рядом, спешно выехал в Вильно. Не от наседавших татар, так от преследующего его паралича — он готовился умереть. Предписанное польскими докторами обильное винопитие скрашивало дни, но очень хотелось напоследок победы. Великий князь сделал максимальную ставку.

Третьим в армии был Ян Заберезинский — маршалок и политический соперник Глинского. Среди литовских магнатов, католического шляхетства и польских доброхотов Заберезинский имел многочисленных сторонников — прежде всего потому, что сам был католиком, заискивал перед поляками и придерживался идей «слияния» Литвы с Польшей. Он был соавтором Унии в Мельно 1501 г.

Выдвинувшись навстречу татарам на полсотни километров из Лиды в Новогрудок, Кишка и Глинский активно повели разведку. Они добывали не только отрезанные головы заблудших татар для подъема духа своей армии, но стремились выяснить расположение главного татарского лагеря. Получив первые известия о его расположении в округе Слуцка, они выступили из Новогрудка, прошли около 30 км и под селом Ишколдь столкнулись с татарским шамбулом, возвращающимся в лагерь с добычей.

Литовцы напали на него, прижали к лесу, разбили, обратили в бегство, захватили ценных пленных-языков. От них они узнали о точном расположении татарского лагеря под Клецком, но и татары узнали от своих беглецов о выдвижении на них литовской армии. Теперь они спешно созывали свои загоны к главным силам. Фатих и Бурнас решили не отступать, но отстоять добычу.

Литовская армия прошла в тот же день еще 23 км и подошла на 20 км к Клецку. Наутро утомление выбило-таки из седла Кишку. Он потребовал везти его в повозке, но литовские вельможи уже решили доверить командование Глинскому. Кишка был оставлен и отстал, литовцы выдвинулись к Клецку, стремясь насколько возможно упредить сбор татар.

Глинский намеревался уничтожить татарскую армию в ее лагере. Он перевел свою — с дороги от Новогрудка на дорогу от Пинска, ведущую к Клецку не с запада, а с юго-востока, перехватив наиболее удобное направление отступления татар. С возвышенности, по которой проходила дорога, литовцы увидели черные руины Клецка и татарский лагерь в междуречье Лани и Цапры. Лань текла по широкой (до 600 м) заболоченной лощине, лощина Цапры была поуже (до 200 м), но ее русло (глубиной в 10 м) — непроходимым вброд. С тыла татарский лагерь прикрывал непроходимый овраг.

Взять эту позицию было непросто, и одновременно — она не давала татарам возможности маневрировать, лишила их той заветной подвижности, которая была им необходима для применения своей отработанной тактики быстрых ударов с обстрелом противника на скаку. Глинский решил воспользоваться просчетом татар: он был уверен, что при поддержке огнем пехоты тяжелая конница надворных хоругвей выбьет их с любой оборонительной позиции, что статичная оборона гибельна для татар, которые будут смяты огнем и ударом. Глинский решился на штурм.

Пока гусары Глинского, действуя вдоль топкого берега Лани, напоказ искали через нее брод, главные силы литовцев строили по заданию Глинского понтонный мост для переправы. Работать приходилось на виду у татар, и Глинский прикрыл работу саперов несколькими пушками своей небольшой полевой артиллерии и огнем немногочисленных аркебузьеров, рассыпавшихся по берегу. Здесь же, дожидаясь переправы, наготове стояла земская служба во главе с Заберезинским. Татары препятствовали строительству и пытались отогнать литовцев обстрелом из луков. Несущему потери ополчению пришлось рассредоточиться. Было ясно, что внезапной атаки не выйдет — татары собрали у этой переправы достаточно войск.

Но для Глинского она не была главной. Он скрытно разделил армию на две колонны (591. 52). На полкилометра слева, таясь от татар, он строил другую переправу для своей ударной силы — надворных хоругвей. Он даже не мешал Заберезинскому захватить фактическое начальство над службой земской: Глинскому нужна была ее самоубийственная атака через Лань по узкому мосту под татарскими стрелами, а именно к атаке призывал шляхту Заберезинский.

Как только первый мост был готов, хоругвь Заберезинского атаковала татар. Позволив ей перейти реку, татары затем насели на нее и, пользуясь своим численным превосходством и отработанной тактикой — уничтожили ее большую часть. Заберезинский откатился. Глумясь, татары стали показывать литовцам на копьях через реку отрезанные головы их товарищей. Теперь уже вся служба земская, разъяренная — кто по мосту, кто вплавь, перешла Лань и набросилась на татар. Татары впустили первую волну ополчения на берег и затем, стиснув с флангов, стали окружать ее, отсекая от переправы стремящихся ей на выручку товарищей. Татарам мерещилась победа.

Глинский вел себя так, будто знает все наперед, будто будущее этого боя открыто ему. Дождавшись, пока в схватку втянутся основные татарские силы, он скрытно перевел через реку пехоту, пушки и надворные хоругви, выдвинул их к татарской позиции и привел в боевой порядок. Пехота и пушки обстреляли татар, те стали разворачиваться, но сам Глинский — так резко, что татары не успели среагировать, совершил крутой 700-метровый зигзаг, обогнул их с тыла с надворными хоругвями и обрушился на них.

Сжатые между огнем и ударом, татары треснули. Та самая тактика, что выработал еще великий князь Ольгерд полтора столетия прежде, на Синих Водах 1362 г., не подвела Глинского. Сплоченный удар тяжелой конницы копьями вскачь по сжатым местностью и ходом боя (между рекой и пехотой) татарам сокрушил их.

Наступая, Глинский сумел сохранить контроль над своей конницей: регулярные надворные хоругви оказались куда более управляемыми в бою, чем надерганное по сусекам ополчение службы земской. Нанеся первый удар, Глинский не позволил битве перейти в беспорядочную сечу — он стремился сохранить ударные преимущества своей тяжелой конницы. Он удержал ее от нажима на татар, дал им откатиться, вновь сплотил надворные хоругви и, добившись пространства для удара — со всей мощи атаковал опять. Глинский бесповоротно опрокинул татар. Они потеряли организованность и побежали.

Орда оказалась рассечена надвое, одна из ее частей — загнана в угол Лани и Цапры. Гусары Глинского, зайдя перед татарами, перехватили у них брод через Цапру. Татарам пришлось уходить в сторону и бросаться вплавь: многие из них утонули. Река была так набита татарскими трупами, что гнавшие их по пятам литовцы переезжали ее как по суху. Другая часть орды бежала через междуречье — но и здесь литовцы не отпускали, нещадно избивали татар. Преследование продолжалось дотемна.

Ночью и все последующие дни по пути бегства татар в степь их истребляли погоня Глинского, местные войска и жители (219. 86). Близ захваченного татарского лагеря Глинский устроил засады и уничтожал возвращавшиеся татарские загоны, не знавшие о поражении своей главной армии. В Крым из армии Фатиха и Бургаса вернулись немногие.

Победа была полной. После всех недавних поражений, понесенных от молдаван, татар, турок, русских, — то был большой триумф литовской армии: она начала воскресать. И большой личный триумф М. Глинского: торжество его организационных и тактических идей, его теоретических прозрений и полководческого счастья. Клецк 1506 стал одной из немногих битв, где встретились в почти неизменном виде традиционные (без турецкой «шелухи») боевые навыки азиатских кочевников и приемы армий самой зари европейской Военной революции. Бой рассудил их.

За битву при Клецке 1506 Глинский заслуживает большей славы и куда большей памяти, чем К. Острожский — не только как военный реформатор и спаситель Литвы, но как вдумчивый и агрессивный тактик. К. Острожский, превознесенный (и раздерганный, чтобы присвоить) псевдонаследниками Великого княжества Литовского (литовцами, поляками, белорусами, украинцами), был в бою последователем Глинского. Но непоследовательным и потому — многократно битым.

Клецк 1506 также предопределил (или предсказал) развитие тактики восточноевропейским армиям, как западноевропейским — Цериньола и Гарильяно 1503 г. Гонзало де Кордовы. Литовская армия под Клецком 1506, будучи импровизацией, надолго стала их организационным идеалом. Замалчивая первенство Глинского, польская, литовская, русская армии — будут стремиться к нему. Наконец сам Глинский — исподтишка (чтобы не поминать его имя) станет образцом подражания лучшим восточноевропейским полководцам: Н. Каменецкому, Я. Тарновскому, И. В. Шереметеву, П. М. Щенятеву, М. И. Воротынскому.

В татарском лагере под Клецком были освобождены до 40 000 пленников, взята огромная добыча, из-за которой татары рискнули сражаться. Александр умер с надеждой на выживание Литвы.

Сигизмунду, возглавившему ее вместе с Польшей, Литва была нужна вдвойне. Она позволяла ему иметь хоть какую-то политическую и военную опору кроме обглоданных Сеймом и растащенных Сенатом королевских прерогатив, хоть какие-то деньги кроме расхватанных магнатами в державство имений королевского домена, кроме налогов и пошлин, выхолощенных откупами.

Победа под Клецком 1506 пришлась Сигизмунду как нельзя кстати. Но с Глинским, который ее принес, который провел его гладкое избрание великим князем Литовским, Сигизмунд расплатился черной неблагодарностью. Возревновав к вдове Александра королеве Елене Ивановне, затравив придворными прихлебаями — Сигизмунд вынудил Глинского к бунту и изгнанию. А сам подхватил его реформаторские планы и насколько воспринял — воплотил их.