Изнанка ИХ. Часть 3. Глава 4. Поддавки

4. Поддавки

 

Шеин был пьян. Он брел пошатываясь, то и дело менял направление, спотыкался и длинными неуверенными шагами пинал рыхлый и грязный, как прошлогодние листья, снег, лежащий сугробами вдоль тротуаров. Но иногда Шеин подозрительно резко для пьяного замирал, не закончив начатое движение, и, словно вспомнив о том, где он и зачем, внимательно обшаривал взглядом окружившие его нечеткие угловатые тени. Лишь убедившись в их нечеловеческой природе, он продолжал свой, очевидно, бесцельный неспешный путь.

Шеин был пьян, но не вином. Он был пьян переулками, тупиками и проходными дворами центра Москвы. Чужим во всех направлениях городом, непонятным, враждебным, оставившим своим повсеместным путаным хаосом слишком много места для выбора самых разных оттенков между достижением цели и самообманом, между любовью и раболепием, между крайностями.., как и Кати... Ах да, Кати. Где-то здесь ему предстоит встреча с Кати...

Первая встреча с настоящей Кати?

Первая, если верно глупое предположение, что любовь обязывает к чему-то, кроме любви. Но это же не так! Разве он сам выполнил ничтожную, единственную прихоть Кати – убить худощавого? Нет. Он тщательно исследовал ее и отложил как крючок, как наживку, как слабость, чтобы вернее зацепить саму Кати. Так почему же он уверен, что она откажется от себя под наркотиком любви? Но даже если невероятное случится – к нему придет отравленная, больная, беспомощная Кати, имеет ли он право воспользоваться результатами столь жестокой душевной хирургии?

Тем более, что очень мало сможет предложить этой женщине взамен – она слишком далеко зашла, слишком прямо отказалась от себя, слишком... Нет, она уже совсем не Кати... А разве он знает, что такое «Кати»?... Можно очень низко пасть – без опоры.

Шеин поскользнулся и действительно чуть не упал, но успел ухватиться за ржавый крюк водосточной трубы. На этом неловком движении, в темном ломаном контуре домов, раздавленных между твердыми сводами неба и опасно раскачавшимся свинцовым маятником земли, он поймал глазами хрупкую фигурку Кати. Ее тень от тусклого фонаря на крыльце взмахнула как крыльями, и Кати исчезла в темном провале подворотни.

Шеин торопливо выпрямился. Секунды – и он нырнул в черную грязь и темень вслед за крылатым призраком женщины, все чувства к которой внезапно упростились до страха за любовь, а все мысли – до неправдоподобных мистических догадок.

 

Ослепший от густого мрака Шеин оказался в лабиринте, быстро закончившимся тупиком – глухой выщербленной кирпичной стеной невысокого жилого дома. Обшарив стену взглядом и где получалось – руками, Шеин не нашел ни Кати, ни даже следов. Он выпрямился и неуверенно пожал плечами – галлюцинация. Вдруг на уровне лица по стене побежали бледно-желтые пятна. Шеин быстро потерял всю напускную медлительность. Рывком и пригнувшись, он обернулся. Выходящие в тупик пара дверей были настежь открыты, а невдалеке от него уже тормозили один за другим перекрывшие выход к переулку автомобили. В их ярком свете Шеин замер, как съежившийся в пламени мотылек. Доигрался – как Кати оказалась права! Ну почему, Кати?

 

Шеин распахнул пальто, вынул и выбросил далеко вперед пистолет, присел на корточки, зажмурился. Как надоела ему нескончаемая игра во взаимные поддавки – кто слабее. В который раз они не убьют? А он – заплатит покорностью плестись за разыгранными событиями и надуманными совпадениями. Для него их подсказки – последний шанс нащупать путь. Но они – зачем и куда ведут его?

Минуты, пока Шеин был предоставлен себе под слепящими фарами автомобилей, тянулись долго. Может быть, впервые в жизни Шеин пожалел, что не курит – с какой радостью он бы отвлекся хоть чем-нибудь. Чтобы не чувствовать, как опасно дрожит на ветру слабая струна, по которой он выбрался кувыркаться над пропастью. Как гибельна она под неуверенным циркачом. «Подо мной!»

Шеин успел вспотеть в жарком свете фар, пока его преследователи наконец-то решились. Они выскочили из машин. Один из них торопливо подобрал пистолет. Шеин встал, запахнул пальто, неспешно пошел к автомобилю. Его посадили посредине заднего сиденья между двумя молчащими, словно немые, агентами госбезопасности, он откинулся на спинку, расслабился. Двери машин хлопнули, и они тронулись. Шеин обрадовался, когда увидел, как на выезде из переулка за ними последовал третий автомобиль. Он подозревал, что в нем находится Кати.

Их путь не был близок, и Шеин дремал, воспользовавшись минутами теплого спокойствия. Но даже сквозь дрему не уставал проверять: действительно ли они остаются в пределах города?

Да, полчаса спустя их машины въехали в большой полукруглый двор высокого административного здания в самом центре Москвы. По крутому скату они спустились в подземный гараж и остановились. Шеин выбрался из дверей машины под яркий свет низких желтых ламп и поежился – ему было холодно после теплой духоты автомобиля. Вместе с четырьмя агентами госбезопасности он прошел в тесный лифт и поднялся, как ему показалось, до пятого этажа.

Здесь его провели длинным кривым коридором, отделанным темными дубовыми плитами. Ни разу, нигде, не блеснуло окно.

Комната, в которой оказался Шеин, была большой, квадратной, душной и совсем не похожей на камеру. В ней не было ничего необходимого для жизни – ни кровати, ни воды. Лишь только большой темного дерева стол с креслом и несколькими стульями, наглухо прикрученными к полу.

Шеин снял пальто, бросил его на стулья, уселся и стал ждать, надеясь, что недолго. Странно, но мысль о том, что его уступчивость зашла слишком далеко, так и не пришла Шеину в голову: он попал туда, куда долго и упрямо стремился – а любая опасность была для него привычной и невысокой платой, не правда ли?

Совсем другие мысли будоражили Шеина, причем настолько сильно, что только природная скрытность и ощущение на себе внимательных глаз удерживали от того, чтобы не вскочить и не метаться по комнате. Он вдруг почувствовал себя на пределе. На пределе слабости – пружина должна разжаться. Пусть еще не время. Но уже не стерпеть. Тем более, что время истекает, может быть, даже быстрее, чем терпение, так не пора ли начать, чтобы собрать всю скорость удара? К счастью для Шеина, ему не оставили на подобные мучения даже нескольких минут.

Свет стал ярче, в комнату вошли охранники и провели Шеина к другому выходу. Шагнув за дверь, он оказался в громадном дубовом кабинете, лишенном каких-либо украшений, даже обычных в то время портретов партийных вождей или основателей госбезопасности. Недалеко от Шеина, за длинным широким темным столом, сидел невысокий, еще не очень старый, с залысинкой, полный человек. И звонкой струйкой наливал себе минеральной воды из резного хрустального графина. Он был Лаврентием Берией. Исписанные листки сплошь устилали его стол. В ворохе бумаг Шеин заметил единственный во всем кабинете фетишь – детскую фотографию дочери Сталина Светланы с Берией на рыбалке. Как только Шеин вошел, Берия сразу перенес на него близорукий взгляд и уже не отрывал – он спешил ухватить все: от манеры идти до выражения глаз.

Шеин без приглашения уселся у маленького приставного столика напротив Берии и замер. Потом, спохватившись, слабо улыбнулся, чтобы загладить оплошность. Берия отхлебнул воды и положил толстые руки на стол – играть длинным остроотточенным карандашом. Все это время он неотрывно следил за Шеиным, но тому казалось, что в действительности Берия смотрит насквозь, не замечая его присутствия. Разок Шеин даже покосился назад – стена. Минуту спустя Берия легонько махнул карандашом, не поднимая рук со стола, и охрана быстро вернулась в комнату, из которой они вышли. В гигантском кабинете вновь воцарилась тишина.

Вдруг голову Шеина посетила странная и неуместная шутка: неужели и Берия захочет, чтобы он кого-нибудь убил? Идиотская мысль, которая может быть навеяна только целыми почти сутками без сна и Кати.

– Старик – так у вас его зовут? – втянул тебя в плохую игру. Последнее, что ты можешь, – убить его. Тогда я сохраню тебя. Дам выход из России, укрытие и забвение. Соглашайся. У тебя есть минута.

Старик требовал убить Кати. Кати просила убить человека, которому он имени-то еще не придумал. Этот человек предложил убить Берию. Берия требует убить Старика. Все по кругу платят щедро, но никто не позаботился даже – кого он сам хочет убить? Смешные... Что у них, некому убивать?

Шеин не ответил Берии и лишь улыбнулся той ласковой улыбкой, которую у него почти никогда не видели даже любимые женщины, даже Кати.

Берия хлебнул воды, поставил стакан и щелкнул карандашом по столу. Он приготовился что-то сказать, но под его локтем звонко затрещал телефон. Берия сорвал трубку. Он выслушал немое для Шеина сообщение, набычившись после первых же слов. Еще в середине разговора он нажал кнопку, и в кабинет влетела охрана. Не ответив, Берия бросил трубку, обернулся к Шеину:

– Ты плохо использовал минуту.

Шеин встал, и его грубо вытолкали в коридор.

Не совершает ли он ошибку? Маленькую оплошность, которая будет стоить жизни? Не лучше ли тянуть начатую игру? Рассудок упрекал за неосторожность. Но всплывшие за пару месяцев в России на самую поверхность его существа северные звериные инстинкты нашептывали: «Ты прав». Уже поздно бояться ледохода и оставаться на этом берегу – надо прыгать со льдины на льдину, проваливаться в трещины, барахтаться в воде, цепляться, драть колени, резать пальцы, но стремиться к берегу напротив. Пора: Шеин чувствовал себя надувной игрушкой, стремительно наполняемой газом – лететь. Плоть рвется от силы лететь.

Двое оставшихся с Шеиным охранников надели на него наручники, взяли под локти и повели по коридору. Шеин внимательно считал шаги и вспоминал повороты – они возвращаются той же дорогой. На площадке у лифта их ждала Кати. Прислонившись спиной к стене, Кати куталась в шубу, совершенно не заботясь ни о развалившейся прическе, ни о смазанной с губ помаде, ни о темных линиях под глазами. Она что-то рисовала каблуком на полированном паркете, и сначала Шеину показалось, что завершение замысла занимает Кати много больше его присутствия. Но внезапно она вскинула подбородок, и Шеина полоснул краткий, быстрый и беспощадный как сабельный удар взгляд. Затем Кати опять опустила лицо и продолжила прежнее увлечение. Шеин отвернулся и тихонечко размял кисти. Пока им не о чем ни переглядываться, ни тем более шептаться.

Лифт оказался тесен для четверых. Как только он дернулся и начал опускаться, Шеин потерял равновесие. Падая всем весом назад в дрожащую тесноту лифта, плечами и локтями он успел на мгновения прижать к стене стоящего позади охранника и пнуть второго под колено. Выпятив глаза, тот быстро съежился от боли. Не успев ничего понять, стоящий позади толкнул Шеина вперед, пытаясь освободиться от тяжести. Шеин воспользовался толчком, чтобы опять ударить того же охранника плечом в голову, направив ее в прикрепленный к стене телефон. Там что-то звякнуло, хрустнуло, тело охранника запоздало отпрянуло вверх. Не дожидаясь падения, Шеин принял вес боком, качнулся по инерции и бросил назад. Толчок сбил второго охранника с ног, его выстрелы пришлись в потолок, он упал, а Шеин ногой разбил ему голову об пол.

Без передышки Шеин прильнул к нему, сунул в карман сразу обе ладони и лихорадочно шарил – он очень хорошо запомнил, где спрятаны ключи от наручников. Найдя, Шеин выпрямился, открыл наручники, освободил правую руку и, на время забыв о левой, стал искать пистолет. Лифт задрожал и остановился. Шеин представил, что будет, если внизу у лифта кто-нибудь ждет. Он быстро присел на корточки под телефоном, сжал пистолет, прислушался. Двери никто не открыл. Тогда он распахнул их сам: пронесло – никого. Шеин вытер пот со лба и только тут вспомнил о наручниках, болтающихся на левом запястье. Он снял их совсем и второпях обшарил одного из охранников в поисках документов. Увы, даже здесь, в центре Москвы, эти люди предпочитают оставлять документы в сейфах.

В том же самом подземном гараже Шеин вытащил из лифта упирающуюся Кати и запихал в машину. Последнее препятствие – арку, ведущую со двора на проспект, они проскочили легко: дежурившие за большими освещенными окнами офицеры госбезопасности привычно не задерживали выезжающие машины.

Впервые, наверное, Шеин так обрадовался Москве. Свобода. И город уже не тот – Шеин гнал машину по широкому проспекту сквозь круглые площади под блестящими окнами громадных классического стиля домов. Маскарад. Эта страна не такая. Ее город – грязные переулки. Будет ли иначе? Посмотрим. Лишь бы вырваться из Москвы.