Ловцы. День первый, поздний вечер

Ловцы

 

Часть 1. Предвкушение

День первый, поздний вечер

 

Выпучив мыльные глаза, перламутровая рыбка билась в затвердевших пальцах, как синяя звездочка. Вместе с нею, под тусклым неровным светом настольной лампы, копошилось и блестело на толстом шерстяном ковре выплеснутое содержимое огромного аквариума. Блестело и умирало. Бесшумно – почти без упреков.

Хлюпая в лужах и стараясь не ступать в дохнущих тварей, Аввакумов приблизился к человеку. Тот тяжело хмурил лоб и весело улыбался разом. Его глаза были расслабленно прикрыты. Несмотря на тесноту между письменым столом и тумбой разбитого аквариума, куда завалилось грузное тело, на застрявшие в кресле вывернутые ноги, на сырость скомканного пиджака и задранных до колен брюк, несмотря на посиневшие уже щиколотки, его лицо казалось ясным, довольным, до глупости умиротворенным.

Не видя лица, рыбка не понимала скрюченных на ее скользком тельце пальцев. И упрямо терлась жабрами в ладонь, то ли вырываясь, то ли ласкаясь. Ей в ответ, наверное, человек так строго, но радостно улыбался?.. Ерунда – мертвые безответны к щекотке.

Впечатленный невероятной живостью сцены, упрямой живучестью эмоций – прошлых, пустых, ненужных, но никак не желающих исчезать с поверхности тела, Аввакумов на всякий случай даже наступил на пистолет, брошенный совсем рядом с ладонью, где шевелилась рыбка. Брошенный кем-то, но явно не покойником и, конечно же, не рыбкой?.. Затем присел рядом с трупом и почти целую минуту упрямо убеждался в отсутствии пульса на открыто изогнутом горле. И даже убедившись, все-таки щелкнул пальцами над его неприкрытыми глазами.

Нет. Мертв. Жалостливо Аввакумов выдавил полуживую рыбоньку из ладони и отпустил в лужу на ковре – здесь вода долго не высохнет, это продлит агонию. «Впрочем, – он призадумался, – у таких рыбок вся жизнь – агония, не правда ли?»

Аввакумов взял покойника за ворот пиджака, дернул и с хрустом вытянул из-под стола. Стрельба с близкого расстояния была очень меткой – обе пули легли в область сердца. Крови, к счастью, было немного, и Аввакумов обшарил мертвеца: без лишней брезгливости вывернул карманы, изучил жирный золотой перстень и медальон на цепочке у горла – ничего. Он перешел в спальню, заглянул в тумбочки, порылся в гардеробе, под подушками, в постели. Окурки, огрызки, презервативы – все сгодилось бы. Увы – пусто. Аввакумов взглянул на часы: прошло уже почти пять минут, как он здесь, а его внутренний маятник словно остановился – в лад с мертвецом, а зря: мало кто из обитателей этой роскошной гостиницы привык спать спокойно, тем более, пока ночь еще не вступила в предрассветные, почти все живое убаюкивающие часы. Хотя, даже и к лучшему: за их обыденными развлечениями и делами наверняка остались без внимания несколько хлопков на верхнем этаже, с его полупустыми всегда, кроме рождественского лыжного сезона, роскошными апартаментами.

Краем глаза Аввакумов осмотрел свой расплывчатый силуэт в мерцающем зеркале, подмигнул: зеркало – друг, даже себе на память не оставит следов.

Вдруг, в случайно пробежавшем по лицу покойника блике, Аввакумову показалось, что оно ожило. Он дернулся, замер, несколько секунд настороженно подсматривал за трупом. Словно убеждаясь в чем-то. Да, нельзя уходить, пока ничего не найдено для решения.

Искать.

Аввакумов уже начал было отводить глаза, как блик повторился. Откуда? Проезда под окнами нет – фары не блестят. Значит, зеркало. Где-то здесь, рядом, шевелится зеркало. В подтверждение его догадки что-то тихо, но пронзительно звякнуло в ванной. Аввакумов стремительно бросился туда, распахнул зеркальную снаружи дверь – никого. Впрочем, едва войдя, он уже убеждался в этом. Аввакумов вышел из ванной, выключил свет, тихонько толкнул закрыться дверь, как вдруг что-то белое сбоку внизу привлекло его внимание. Он обернулся, присмотрелся. У самого порога на мокром молочном мраморе поблескивала тоненькая трещинка света. Откуда? Аввакумов проследил глазами: входная дверь в номер была приоткрыта – из нее через всю прихожую проскочило в ванную мерцание высоких матовых абажуров коридора. Аввакумов поспешно, но осторожно выглянул туда – пусто. Его зубы кисло заныли. Он не мог вспомнить: закрывал или не закрывал за собой на защелку? Оставив входную дверь приоткрытой, Аввакумов пихнул зеркальную дверь ванной: открыться – закрыться. На лице почти потерянного во мраке мертвеца мелькали те самые тусклые блики. .. Кто-то прятался в ванной. Кто-то сбежал.

Аввакумов вернулся туда. Мог ли он не видеть человека за занавеской? Нет – слишком прозрачна. Под умывальником? Кто-то очень маленький, подросток, почти ребенок, мог втиснуться под мраморную столешницу. Маловероятно, но мог.

Значит, сейчас осталось не больше, чем полминуты.

Аввакумов бросился шарить на полках в прихожей, в карманах плаща мертвеца и одновременно повторял свои вопросы: закрывал ли входную дверь до щелчка? или лишь притворил и ее мог тронуть сквозняк?

Везде ли заглянул? Кажется, везде... Аввакумов уже приготовился бежать, как пальцы нащупали маленький ключик в кармане брошенного на пол и еще влажного купального халата. Сейф! Где-то в стене должен быть маленький сейфик. Осталось четверть минуты. Где они обычно бывают, сейфы?

Включив свет – уже нечего таиться, – Аввакумов быстро нашел его: над кожаным креслом, за торшером, лихорадочно открыл и... пусто! Для лишней убедительности Аввакумов даже пошарил внутри рукой – ни клочка. А ведь покойник пользовался им – иначе зачем таскать с собой ключ? Или собирался воспользоваться? Что-то было заготовлено у него, для сейфа... Загадка, обреченная остаться неразгаданной. Аввакумов бросился к входной двери и прочь: если кто-то сбежал из номера – гости будут здесь в ближайшие секунды. Вдали, на другой стороне гостиницы, завыли в подтверждение слабые, как писк комара, полицейские сирены.

Кто-то все же прятался в ванной, кого-то он проглядел. И не защелкнул за собою дверь... Наверняка женщина. Вечерами они часто оказываются в ванных... Да, мертвеца найдут быстрее, чем хотелось бы... Но рыбки все же погибнут.