Ловцы. Превью

Превью

Для встречи с бывшим партийным функционером Сергеем Костицыным, Анатолий Алексеевич выбрал Аввакумова, одного из своих лучших переговорщиков. По слухам, Костицын вывез в августе 1991 из Кремля бумаги внутреннего архива Политбюро, где учитывались заграничные банковские счета и собственность на подставных лиц. Но в швейцарском городке, в роскошной гостинице Аввакумов застиг только труп Костицына, свежий рядом с разбитым пулей аквариумом. Те, кто знали о тайне Костицына, поставили Анатолию Алексеевичу ультиматум, — десять дней, чтобы доказать свою непричастность к убийству и назвать подлинного заказчика. Ему остается одно: обложить Аваакумова как зверя, вынудить либо признаться, либо выйти на след. Настоящий ловец человеческих душ, Анатолий Алексеевич гонит Аввакумова, как волка, а все, кто попадают в облаву, становятся факелом, жечь волку бока. Но Аввакумов, как только распостранился слух, что он убил Костицына и завладел его архивом, стал притягивать тех, кто надеются найти в бумагах Политбюро тайны уже не больших денег, а высшей власти. Раскручиваясь, смертельный водоворот выходит из под контроля Анатолия Алесеевича, — затягивает в себя и загнанных, и ловцов. Кого он утопит, кого вышвырнет на поверхность? Уже не поймешь: кто загоняет кого. Стоит ли эта охота зверя, на которого ее начинали?

Анатолий Алексеевич подошел к картинам и стал их перебирать. Каждую поднимал, ставил на подоконник, подыскивал такой угол зрения, чтобы масло и лак не отсвечивали, и рассматривал, наклоняя голову, рыбьи шевеля губами, снимая очки и щурясь.

— И это ты рисуешь? И эту дрянь ты называешь картинами?.. Анатолий Алексеевич хотел сказать что-то еще, но заставил себя промолчать. Наверное, ему просто стало жалко Варю — худенькую, еще не оформившуюся как следует в женщину, сутулившую плечи и ненужно натягивающую на ноги прозрачную на свету футболку, сзади доверху оголив ягодицы... Но кто, как не он, обязан загнать дочь к выходу?

Кресло дернулось, поехало, выскочило из-под ног, Червяк удивленно крякнул, почувствовав под собой пустоту. «Как же я?! Как же я?!» — завизжал он, но люстра наклонилась, жадно приняв одним из ажурных медных ребер его вес, ноги самоубийцы вытянулись носочками вниз, как хвостики рыб, которым живьем потрошат брюхо, руки заскребли по воздуху — он выкрутился юлой, и в скрежете люстры Варя услышала хруст выламываемых в шее позвонков... Она вдохнула воздуха для крика — но не крикнула. Хлынувшая от висельника вонь перехватила горло. Глаза Варечки остекленели. На перекошенном лице парящего под потолком, как... как тот ангел... человечка — ей почудилась гримаска какого-то неведомого еще счастья. Открыв рот, она как завороженная раскачивалась в такт движениям висельника под потолком...