Украинская война. Ватиканский султан

ВАТИКАНСКИЙ СУЛТАН

 

В 1490 г. Стамбул стал эпицентром чудовищной грозы. Ударом молнии был взорван склад пороха в бывшей церкви: ее купол был выброшен в море, а кладка разлетелась до самой Галаты. Целый квартал вокруг был стерт с лица земли (43. 73). Знамение было зловещим, пророчества кишевших в Стамбуле дервишей — самыми злобными для султана Баязида II, для всей династии и державы Османов. Впрочем, сами обстоятельства прихода Баязида II к власти не предвещали ничего доброго — без всяких знамений и пророчеств.

Отец Баязида II, неуемный Мехмед II, был Фатихом-Завоевателем не только вовне, но и внутри. Он был уверен, что собственность на все земли в его государстве принадлежит ему лично. Он предпринял полную ревизию всех «вакфов» (религиозных фондов) и «темликов» (пустошей, выданных для освоения вельможам и откупщикам).

Темлики не устраивали Фатиха потому, что государство отказалось в пользу владельца от всех фискальных и административных прав: чем он там занимался, какие извлекал доходы — было неведомо. Вдобавок состоятельные владельцы темликов переманивали туда крестьян из поместий воинов-«тимариотов», чем доводили тех до разорения.

Обычно темлик выдавался для подготовки земель к внесению в вакф, а в вакфе государство теряло их насовсем. С земель вакфов государство не получало ни налогов, ни военной службы тимариотов. Так же, как с земель частной собственности — «мюльк», в которую владельцам темликов удавалось их переводить разными правовыми уловками. Темлики, вакфы и мюльки стали синекурой для праздного духовенства-«улемы», для подозрительных проповедников-«дервишей» и живущей в свое удовольствие элиты.

Между тем Мехмеду II нужны были средства для армии и мегапроектов (вроде реконструкции Константинополя в Стамбул), и он нещадно ломал темлики, вакфы и отменял мульки. Конфискации-«мусадара» подверглись 20 000 деревень, находившихся в вакфах и темликах (140. 127). Они были возвращены в состав государственных земель, в общую систему налогообложения, многие — розданы тимариотам.

В Румелии дошло до того, что в тимары были превращены вакф Малкочоглу и мульк Тураханоглу: земли родов «соратников» бея Османа, «отцов-основателей» Османской империи (290. 132), а теперь предводителей приграничной конницы «акынджы». В Анатолии Мехмед II конфисковал более тысячи сел и имений у потомков первых туркмен-поселенцев (160. 267).

После смерти своего любимца, старшего сына-«шахзаде» Мустафы, Мехмед II видел наследником младшего — Джема. Джем проходил (обязательную для Османских принцев того времени) службу наместником в Конии, расположенной к Стамбулу гораздо ближе, чем дальняя Амасья, где находился второй сын султана — Баязид. Но у «партии рабов» — «капыкулу», утвержденной во главе правительства самим же Фатихом, было другое мнение. И другое — у наследственной турецкой знати, которую он казнил, преследовал и задвигал, но которая, отставленная от центральной власти, тем не менее продолжала контролировать провинции.

Тем и другим «государственным мужам» — «улу’л эмр», надоела тирания-«зулм» Мехмеда II, надоело постоянно воевать и лишаться нажитого. Они хотели «коллективного правления» — «мюшавере», как при его отце Мураде II, и они хотели беспрепятственно обогащаться.

Консолидируя империю в новозавоеванном Константинополе, Мехмед II приближал к себе перешедших в Ислам «ренегатов» из высшей византийской, сербской и прочей Балканской знати, всячески подчеркивал преемственность своей империи с Римом и Византией. У Баязида в Амасье — в «столице» провинции Рум, объединившей захваченные туркменские бейлики Анатолии и Сельджукское «наследство», было совсем другое окружение.

Здесь шло брожение «партии знати» — турецких землевладельцев и кочевых туркменских беев против централизаторской модели Мехмеда II. Конфискация вакфов, темликов и мульков толкнула в эту партию религиозную верхушку — улему. Баязид окружал себя дервишами, религиозными наставниками-«муфтиями» и поэтами — людьми «восточных», исламских, турецких корней и убеждений. При последнем великом везире Мехмеда II — Карамани Мехмеде паше («западнике», несмотря на происхождение от Руми — основателя мистического-«суфийского» ордена Мевлеви), «традиционалисты» стекались в Амасью особенно активно.

Но еще более беспокойным было окружение принца Джема в Конии — столице бывшего бейлика Караман, покоренного лишь недавно, в 1471 г. Эти земли кишели неуемными кочевыми туркменами: публикой совсем противоположной греческим общинам Балкан и латинским колониям Стамбула и много более грубой, чем бенефициары вакфов и учредители темликов.

Коран они ведали лишь понаслышке, исламский закон — «шариат» — считали выдумкой муфтиев и кади, которые собирали с них деньги за выполнение законов, которые они сами не могли прочесть. В арабской письменности, на которой написано то и другое, — видели не более чем мистические узоры. Джем был для них короной, под которой они искали возрождения своих степных вольностей: свободы кочевать, веровать и грабить без всяких окриков какого-либо начальства и без всякого контроля со стороны какой-либо власти. И Джем охотно себя им этой короной предлагал.

49-летний Мехмед II умер внезапно (поговаривали, что он был отравлен, и подозревали исполнителем его персидского доктора, а заказчиком — Баязида). Карамани удалось скрыть смерть повелителя. Тело султана было втихую вывезено им из военного лагеря в Гебзе и спрятано на дороге в Стамбул. Лишь спустя три дня, когда оно начало смердеть, около него были зажжены благовонные свечи. Карамани послал извещение о смерти султана одновременно в Амасью и Конию, рассчитывая, что в гораздо более близкую резиденцию Джема оно дойдет быстрее.

Но когда слух (или запах) смерти Мехмеда II достиг янычар в Гобзе, они взбунтовались. Карамани запретил им возвращаться в Стамбул — но янычары убили его (заодно с персидским доктором). Они нашли труп Мехмеда II, ворвались в Стамбул, ввезли труп в столицу, водворили во дворец и с отрезанной головой Карамани на копье принялись грабить христианские кварталы, евреев и подозрительных мусульман.

Между тем в хаосе междуцарствия в столице сплотилась партия Баязида: Исхак паша, бывший великий везирь, назначенный наместником столицы в отсутствие султана, провозгласил регентом девятилетнего сына Баязида — Коркуда. Женатый на дочери Баязида бейербей Анатолии Арнавуд Гювейи Синан паша (268. 16) и его подручник Херсекзаде Ахмед паша принялись отлавливать гонцов Карамани, посланных к Джему, а также выставили заставы, чтобы воспрепятствовать его въезду в Стамбул. Месих паша, наместник Галлиполи, готовился перехватить Джема, сунься он морем. Они призывали Баязида спешить.

Как на подбор, его сторонники были либо неудачниками последних лет правления Мехмеда II, либо рабами и ренегатами, либо тем и другим сразу. Сам Исхак паша (бин Абдулла или бин Ибрагим) был, соответственно, то ли пленным рабом, то ли урожденным турком: он уже служил великим везирем при Мехмеде II, был отставлен взбалмошным султаном и теперь рассчитывал вернуться (253. 64).

Арнавуд Гювейи Синан был, судя по своей кличке, албанцем. Херсекзаде Ахмед паша, в крещении Степан Герцегович, был сыном последнего «герцога» боснийского «воеводства святого Саввы» Стефана Косача. Он отрекся от своего «герцогства», которое Мехмед II превратил в провинцию-«санджак» Герцеговину, служил Фатиху командиром-«агой» янычар и видел свою карьеру при Османском дворе. Вскоре он женится на дочери Баязида II (268. 22) и станет одним из его самых далекоидущих выдвиженцев.

Племянник и подельник Херсекзаде — Исхак бей по прозвищу «Кралоглу» — «сын короля» (в крещении Сигизмунд Томашевич) — был братом последнего короля Боснии Стефана (101. 149). Мехмед II казнил Стефана, а Сигизмунд преданно служил ему и отказался от «сомнительного» престола Боснии, который завещала ему мать Екатерина при условии обратного крещения.

Месих паша был племянником последнего Византийского императора Константина XI (253. 62) и одним из вероятных его (как бездетного) наследников. Он был захвачен при взятии Константинополя в 1453 г. и прошел при дворе Мехмеда II путь от пажа до командующего флотом «капудан-паши». Он попал в немилость, но рассчитывал вернуться к власти при Баязиде.

Как ренегатам и рабам — отступать всем им было действительно некуда.

Труп Мехмеда II забальзамировали и c приездом Баязида наконец похоронили: по ритуалу, завещанному самим Фатихом, — сходному с погребением императора Константина, основателя Восточной Римской империи (101. 190). Баязид II был провозглашен султаном.

Джем терял время, собирая верные войска, — без войск в Стамбуле ему было делать нечего. Наконец, разгромив правительственные отряды, он занял первую османскую столицу — Бурсу. Джем предложил Баязиду разделить империю «по-братски» на азиатскую и европейскую части. Как «честная невеста», Османская империя не может «принадлежать сразу двум женихам», — ответил тот (84. 101).

Баязид II был вдохновлен «законом братоубийства», принятым Мехмедом II, согласно которому пришедший к власти наследник должен убить всех своих братьев и их мужское потомство для «общественного блага». Джем был этим законом напуган. Баязид срочно выписал из Албании Гедика («Строителя») Ахмеда пашу, еще одного ренегата — византийца или серба, лучшего тогда турецкого полководца. Гедик Ахмед готовил там армию к возвращению в итальянский Отранто, захваченный им в 1480 г., говорят, даже к походу на Рим. Теперь то и другое пришлось бросить. Отранто был в 1481 г. отбит крестоносцами, а Гедик Ахмед оказался вместо Рима под Бурсой.

Гедик Ахмед был в детстве Джема его воспитателем-«лалой». Но также он был зятем Исхака паши и предпочел предать своего бывшего воспитанника (226. 48). При Енишехире он разбил войска Джема, состоявшие в основном из недовольных Османами кочевых туркмен, а его самого вынудил бежать с приближенными в Конию, оттуда в пограничные с Сирией бейлики и далее — в Каир (101. 191), где его пригрели правившие в Египте военные — «мамлюки».

После краткого хаджа в Мекку Джем вернулся в Каир, где заключил союз с Касимом, братом последнего правителя Караман Пир Ахмеда (разбитого в 1471 г. тем же Гедиком Ахмедом). В 1482 г. они совместно вторглись в Анатолию, осадили Конию, были отбиты Гедик Ахмедом и отступили в Киликию. Там Джема нашел посол Баязида II, предложивший ему взятку за то, что он оставит свои претензии и поселится в Иерусалиме. Джем отказался и, посадив свиту на корабли, направился на остров Родос.

Засевшие на Родосе рыцари-Иоанниты отказались открыто поддержать его против Баязида, но согласились вести в его пользу переговоры с братом. Сам Джем предпочитал переписываться с ним в стихах: «За что все это?» — сетовал Джем. «Ради империи и по Промыслу!» — отвечал Баязид.

Он тут же приказал убить малолетнего сына Джема Огуза, жившего в Стамбуле, а заодно — Гедика Ахмеда пашу, «не сумевшего» перехватить Джема по дороге к мамлюкам. Янычары заступились за своего любимого полководца. Но было поздно: когда Гедика Ахмеда вынесли к ним из дворцовых застенков — он был при смерти от пыток (43. 91).

За то, что Иоанниты «обеспечат безопасность» Джему подальше от Турции, Баязид II предложил им баснословную сумму в 40 000 золотых дукатов. Джему ничего не оставалось, как отплыть с «охраной» во Францию. Он прибыл в Ниццу и первым делом поразился царящей в этом «милом городке» вседозволенностью. «Охранять» его после этого было не нужно — возвращаться в суровую Турцию принц не желал сам (101. 194—195). Популярный наследник Османского престола оказался в Европе. В 1489 г. по настоянию папы Иннокентия VIII рыцарям пришлось доставить его в Рим.

Папа сперва пытался использовать Джема для организации Крестового похода против турок и привлечь к нему мамлюков (те обещали воссоздать в обмен на Джема латинское Иерусалимское королевство). Но в конце концов возобладала алчность: Риму удалось выторговать у Баязида II те же условия, что Иоанниты, — 40 000 золотых дукатов в год (101. 199).

Окруженный роскошью, вместо сурового антуража крестоносных замков — Джем в Риме невыносимо скучал. После вторжения в Италию Французского короля Карла VIII турецкий принц попал ему в руки: король видел захват Неаполя прологом Крестового похода. Баязид II действительно верил, что Карл VIII может использовать Джема, чтобы поднять против него Балканы. Он усиливал укрепления Дарданелл и флот, лично расставлял на стенах Стамбула пушки, чтобы отразить грядущее нашествие.

Но Джем вскоре умер в возрасте 36 лет (101. 202) (агентам Баязида II вероятно удалось-таки его отравить), а Карл VIII запутался в итальянской политике. В 1499 г. Баязид выкупил тело у французов (чтобы исключить появление самозванцев), а в 1503 г. французы были наголову разбиты испанцами при Цериньоле и Гарильяно (что перечеркнуло их крестоносные амбиции). Только тогда дух Джема упокоился, и Баязид II мог править спокойно и действовать без оглядки на возможное появление Джема с претензиями на власть, поддержанное всеми врагами: западными христианами, мамлюками и собственными бунтовщиками.

Придя к власти, Баязид II немедленно провел «реституцию» вакфов и темликов, «отблагодарив» своих приверженцев (140. 127), за что был награжден ими произвищем «Софу» — «Благочестивый». По смерти он стал считаться чуть не святым-«вали»: земля с его могилы излечивала болезни, а молитвы над нею часто бывали услышаны Аллахом (43. 35). При жизни нищелюбие Баязида II было безграничным: в 1504 г. он раздал как милостыню 86 000 «йюков» серебра, в каждом йюке 100 000 серебряных монет — «акче» (43. 135) (при том, что 5000 акче считались хорошим доходом для военного поместья — «тимара»).

Баязиду II пришлось дать отдых Османской военной машине, заняться упорядочением завоеваний своего отца и его внутренних нововведений. Он оказался на Османском престоле еще молодым человеком (ему было 34 года), но не позже 16 лет османских принцев назначали наместниками в провинции с собственным двором и гаремом (226. 53): навыки правления были ему знакомы.

Он повременил с большими стратегическими «бросками» и лишь «довоевывал» там, где требовалось «закольцевать» прежние приобретения. Баязиду II не только удавалось не зарываться, как отец, в своих личных амбициях и в оценке своих войск. Учась на его ошибках и неудачах, он перестроил саму османскую армию и изменил принципы ее применения.

В своей молдавской кампании 1484 г. Баязиду II удалось извлечь уроки из провальной войны 1475 г. и трудной победы 1476 г. Он сразу сосредоточил усилия не на походе вглубь Молдавии, не на попытках догнать и разгромить молдавскую армию, а на двух стратегических, но локальных задачах: захватить Аккерман и Килию, ключевые черноморские крепости, а также вытеснить молдаван из прилегающих степей. Килия и Аккерман в 1484 г. были взяты после мощной бомбардировки, морской и сухопутной блокады (19. 27) в краткие сроки: 12 и 9 дней соответственно (271. 68). Затем татары очистили прилегающие степи.

Молдавский господарь Стефан III не ожидал там столь быстрой развязки. Лишь в 1485 г., стараясь получить помощь от польского короля Казимира IV, он лично принес ему вассальную присягу в Коломые. Казимир отрядил молдаванам символический отряд конницы, Стефан разбил турок и татар у озера Котлабух в 1485 г. Но Килию и Белгород вернуть не смог (308. 628; 81. 209).

Реванш Молдавского господаря был обидным для престижа турок, но стратегической ситуации не изменил: потеряв Аккерман, Килию и (вскоре) Буджакскую степь, Молдавия была обречена. Обретя их, Баязид II «оседлал» два главных (от устьев Днестра и Дуная) торговых пути Юг — Север, доставлявших товары Востока в Центральную и Северную Европу (219. 23). Подчинив Молдавию, он лишил заветного плацдарма римских пап, польских королей и прочих европейских «крестоносцев».

Баязид II замкнул Черное море как «османское озеро». Теперь Османы могли поставить колоссальные ресурсы этого региона на службу только себе, прежде всего для снабжения разрастающегося Стамбула: продовольствием, сырьем, рабами. Также они исключали доступ к ним соперничающих европейцев: итальянцев, германцев, венгров. «Большой Дизайн» Восточной Европы, задуманный своим отцом Мехмедом II, — Баязид II понял как никто.

Его собственным открытием стала технология господства в Северном Причерноморье, хорошо понятная на примере того же Аккермана. Рядом с бывшим молдавским замком на скале была выстроена крепость, которая могла вмещать войска для действий вглубь материка, а также торговый город с мечетью (в честь самого Баязида II) (212. 145), как базу для купцов и проповедников Ислама. Баязид «реорганизовал» Черное море как «контактную зону» окружающих регионов под Османским контролем. Подчинив Молдавию, он лишил заветного плацдарма римских пап, польских королей и прочих европейских «крестоносцев».

Польше Баязид II преподал жестокий урок, когда сперва турецкие войска помогли Стефану III разгромить армию короля Яна-Ольбрахта в 1497 г. в Козьмином Лесу, а затем в 1498 г. легкая конница акынджы и крымские татары во главе с Бали беем Малкочоглу совершили опустошительный набег — «раззу», дойдя до Кракова и Львова. А в сентябре 1493 г. акынджы разбили армию Венгрии, которой правил брат Яна-Ольбрахта Владислав II, в битве на Крбавском поле.

Стамбульская гроза 1490 г. явно была не о Джеме. А если о Джеме — то по созвучию: кроме имени этого османского отпрыска, «джем» означает особый мистический ритуал с плясками, женщинами, стихами и вином. Ему предавались в вечерние часы особые сообщества туркмен-мусульман в Анатолии — «красношапочники»-«кызылбаши» (240. 3).

Кызылбаши появились разом с Джемом. И им предстояло сыграть в истории Турции, Ирана, Закавказья, всего Ближнего и Среднего Востока куда большую, чем Ватиканский султан, роль.