Украинская война. Три рода русской пехоты

ТРИ РОДА РУССКОЙ ПЕХОТЫ

 

Ставка в предстоящих боях делалась на пехоту, на ее сплоченность и огневую мощь. В 1550 г. был учреждены стрельцы. Их сформировали «по выбору» из особо отличившихся пищальников (237. 52). Прежде «стрельцы» были расхожим (общим с Литвой) названием призывников и ополченцев — пеших стрелков из лука и пищальников (234. 129). Новые стрельцы стали войсками принципиально иного класса — регулярными пехотными частями постоянной готовности, вооруженными огнестрельным оружием.

В учреждении стрельцов русское правительство пошло не путем реорганизации существующих вооруженных сил, а путем создания нового вида войск, организованного по новому принципу. Стрелецкая пехота в определенной степени (технически и тактически) стала наследницей пищальников Иоанна III и Василия III, но была устроена на совершенно новых принципах. Если пищальники были «сезонными призывниками» — видом городских ополчений, призванным на службу на период кампании, то стрелецкие войска стали постоянными подразделениями, а стрельцы — профессиональными бойцами. Военная служба была им единственным (или основным) занятием и источником дохода (78. 97—98).

Подобно регулярным частям в византийских фемах и имперским тагматам, жалование стрельцов было натуральным (рожь, ячмень, хлеб, мясо) и денежным: 4—7 рублей рядовому, 12—20 рублей сотнику, 30—60 рублей — голове (полковому командиру). Этот размер был на уровне поместной конницы, где бойцы получали по 6—50 рублей в зависимости от земельного оклада и чина.

Но смысл денежного жалования стрельцов и детей боярских был различен. Помещикам выдавали деньги (часто общей суммой за 5—7 лет) с целью закупки вооружения и снаряжения себе и своим боевым слугам, в повседневной жизни они довольствовались доходами своих поместий. Стрельцы получали денежное жалование именно как наемную плату за свою службу, оно было их основным доходом.

Вооружением, снаряжением, боеприпасами их снабжала казна через Стрелецкую избу (приказ), прообразом которой в Византии было ведомство «апотеке». И подобно бойцам византийской армии (137. 106), они были освобождены от налогов. Стрельцы были обеспечены жильем за казенный счет в специально отведенной им Воробьевой слободе. Они стали регулярной пехотой, но подобно коннице детей боярских — сословной.

Экономической основой создания стрелецких частей были быстрый рост русских городов в первой половине XVI в. и укрепление их экономики (234. 149). Нельзя утверждать, что уровень урбанизации в России был настолько низким, что здесь напрочь отсутствовали промышленный класс, способный продвигать новые технологии вооружения, и капиталы, необходимые для их закупки за границей (147. 4).

Промышленный класс в России развивался, хотя и «за пазухой» государства, а деньги для импорта Россия (и русские «капиталисты») в изобилии получала за счет транзитной торговли Восток — Запад, а также выкачиванием природных ресурсов (таких как меха) из новых покоренных земель восточнее Поволжья. В том и другом государство и предприниматели действовали сообща.

Городские доходы казны покрывали финансирование регулярной пехоты. Возросшее население городов стало базой ее комплектования, а промышленность и торговля смогли обеспечить ее новейшими видами вооружений.

В русских городах появилась многочисленная прослойка населения, живущая наемным трудом, причем не только самым простым (грузчики, возчики), но и высококвалифицированным — кузнецы, строители (234. 158). Комплектовать профессиональную пехоту можно было также через широкий найм, но правительство предпочло сословный принцип и набирало пополнение из сыновей и близких родственников служивших стрельцов. В отличие от пищальников, которых призывали по разнарядке на установленный срок или для выполнения определенных задач, стрельцы служили бессрочно.

Городское происхождение регулярной пехоты не могло не оказать влияния на ее организацию. Правительство поддерживало территориально-профессиональное устройство городов. Горожане определенных занятий имели собственную общинную организацию и селились отдельно (234. 158). Теперь в городах были выделены привилегированные государственные слободы, несущие воинскую службу.

Прочее население городов было избавлено от воинской повинности и загнано в категорию «тягла». Кроме прежних выплат, теперь оно содержало стрельцов — специальным налогом «пищальные (стрелецкие) деньги» (316. 111—112). Налоговая база городов была максимально расширена: в Судебнике 1550 г. торговая и ремесленная деятельность проживающим в них на частновладельческих (монастырских и прочих) землях была запрещена и позволена лишь с тяглых податных земель городских общин. Это фискальное упорядочение сопровождалось резким ростом налогов — в 4,5 раза (392. 51).

Первоначальное число стрельцов было определено в 3000 и быстро выросло до 7000 с 8 головами (2000 из них — конные стрельцы, которые были не видом конницы, а именно посаженной верхом пехотой, вроде европейских конных аркебузьеров). Стрельцы оказались неоценимым новшеством: к концу царствования Ивана IV их было 12 000, в царствование его сына Федора — 20 000. Стрелецкие полки-«приборы», «приказы» подчинялись особому ведомству — Стрелецкой избе, вскоре ставшей Стрелецким приказом (125. 18, 19).

Кроме Москвы стрелецкие полки были организованы в других городах, но статус московских был самым высоким. В отличие от гарнизонных стрельцов в провинциальных городах, они были изначально предназначены для действий в составе полевой армии, в дальних походах.

Униформа стрельцов была одинаковой, но различалась от полка к полку по цвету. Каждый полк имел номер — чем меньше число, тем выше престиж. Он не был постоянным: статус полка мог быть понижен или повышен в зависимости от его боевых заслуг (или от придворного покровительства). Кроме номера полки отличались по именам своих командиров — голов. Первым был Стремянной — личная гвардия царя, служившая у его «стремени». Полки с первого по пятый были конными. Остальные — пехотой.

Легкая, подобная европейской аркебузе ручная пищаль не позволяла русским пищальникам сдерживать на достаточном расстоянии (вне зоны эффективной дальности стрельбы из луков) татарскую конницу. Стрелецкие полки вооружаются более тяжелыми и дальнобойными пищалями — «ручницами», близкими по своим боевым качествам к испанскому мушкету и к тюфенге янычар: с повышенной дальностью и точностью стрельбы, с большей пробивной силой пули.

Испанский мушкет был впервые применен в итальянской кампании 1521 г. Это было ружье 6 футов длиной, внутренним диаметром ствола один дюйм. Стреляли из него с упора в форме вилки. Он был гораздо более мощным оружием, чем привычная аркебуза. Мушкет был оснащен полочкой поджига и змеевидным держателем фитиля: внимание стрелка освободилось от обращения с ружьем — к прицеливанию (40. 18).

Подобно испанскому мушкету, ручницы отличались увеличенным соотношением длины ствола и калибра, применением казенного винта с хвостовиком и фитильного замка с боковой спусковой кнопкой. Ложа пищали стала более легкой, с плавным переходом от цевья к прикладу, что делало ее удобной для прицельной стрельбы. Сильная отдача мощных стрелецких ружей вызвала применение широкого заниженного приклада мушкетного типа (297).

Главным боевым приемом стрельцов стал массированный непрерывный огонь. Во время зимних учений строем подразделений по 50 или 100 бойцов они вели огонь по мощной ледяной стене, начиная с расстояния 50—60 метров, и продолжали его, приближаясь, вплоть до ее разрушения. Кроме массированного огня стрельцы обучались прицельной индивидуальной стрельбе, многие могли сбить на лету птицу — весомое достижение, учитывая несовершенство ручного огнестрельного оружия XVI в. Кроме ружья стрелец был вооружен саблей и, как правило, хорошо ею владел.

Огневое подавление противника было задачей стрельцов в бою. Удар холодным оружием по-прежнему относился к задачам конницы детей боярских. Татарская и литовская конница — два основных исторических противника русской армии — были слишком подвижными и слишком рыхлыми для того, чтобы пехота могла подвернуть их правильной атаке сомкнутым строем, и для того, чтобы такая атака принесла нужный результат.

Гораздо более эффективным был их обстрел, но для этого стрельцов пришлось использовать не в массированных плотных колоннах, которые могли обеспечить пехоте защиту от конницы, а в боевых порядках в несколько шеренг, растянутых, чтобы вывести во фронт максимальное число стволов, чтобы бойцы, не мешая друг другу, могли стрелять и заряжать ружья (332. 50). Поэтому для защиты от конницы в оборонительной позиции шеренги стрельцов ставились позади полевых укреплений (траншей, валов, сцепленных телег-табора, частоколов).

Поэтому стрельцы, как правило, не составляли главную силу полевой армии и не действовали независимо от конницы. Передвижение стрельцов на поле боя было ограничено возможностью переместить служащее их прикрытием укрепление. Стрелецкие части почти никогда не атаковали противника холодным оружием, вступали в рукопашную схватку лишь в исключительных случаях.

Западноевропейская пехота того времени становилась главной ударной силой на поле боя, ведущим родом войск, стремилась маневрировать колоннами и каре под прикрытием пикинеров, атаковать противника огнестрельным и холодным оружием — пиками. Заложенные в тактике русской армии ограничения на самостоятельные действия стрельцов на поле боя были связаны с необходимостью защиты от массированных и непредсказуемых атак татарской конницы, прежде вего — от татарских конных лучников, которые представляли собой много большую угрозу, чем западноевропейские всадники, вооружение пистолетами (78. 72).

Но «оборонительная психология» не была присущей стрельцам. Напротив, первые же схватки стрелецких войск показывают их активные действия в наступлении — в смешанных построениях с конницей (бои под Казанью 1552, под Выборгом 1555, на Судьбищах 1556). Преобладание, которое получит оборонительная тактика с конца 1570-х гг., будет вызвано не тактической слабостью стрельцов, а упадком русской конницы.

Конные противники русской пехоты — поляки, литовцы и татары — постепенно выработали тактику, позволяющую противодействовать ее огневой мощи. Она заключалась в решительной атаке холодным оружием с целью прорвать строй стрельцов, ворваться в их ряды, а также в том, чтобы отогнать от них русскую конницу и затем беспрепятственно разделаться с ними. К стыду русской конницы, она будет это им позволять (под Москвой в 1571 г., под Венденом в 1578 г. и под Соколом в 1579 г.). Стрельцам приходилось защищаться, а лучшей защитой пехоты является оборонительный бой в укрепленной позиции.

Формирование войска стрельцов не было прямолинейным ответом русского правительства на боеспособность польской пехоты под Стародубом 1535 и новые прорывные качества татарских войск под Ростиславлем 1541. Оно было частью всеобъемлющей реформы армии, которая должна была не уравнять отдельные ее виды с войсками противников, а поднять всю ее на более высокий, чем у них, уровень эффективности вооруженной борьбы. Русское правительство стремилось использовать самые современные вооружения, тактические приемы и организационные принципы для повышения боеспособности армии в конфликтах по всем направлениям, а не только на Западе и Юге (78. 74).

Учреждение стрельцов было тесно связано с реформой конницы — боевой и организационной. Вместе с регулярной стрелецкой в Казанскую войну формируется пехота из боевых слуг военнообязанных детей боярских — «боярских людей», вооруженная пищалями и саблями и (судя по боям на улицах Казани) оснащенная также копьями и доспехами.

По заданию правительства — дети боярские, прежде всего крупные вотчинники, выставляют их вместо обычных конных боевых слуг, вооруженных саадаками и саблями. Подобно стрельцам, они сводятся в сотни во главе с опытными детьми боярскими. И после Казанского взятия эта пехота не теряет своего боевого значения: ее вновь формируют при осаде Полоцка в 1563 г. и при штурме Нарвы в 1590 г. (где участвовали 2380 пеших боевых слуг) (251. 75).

Задание выставить конных с саадаками или пеших с пищалями бойцов дети боярские получали из Разряда в зависимости от предстоящих боевых задач. При подготовке к осаде и штурму городов, как в походе на Казань в 1552 г. и на Полоцк 1563 г., от нее требовали пехоту, при подготовке к рейдам и полевым операциям, как при сборе армии в Серпухове в 1556 г. против крымского хана — конницу.

При штурме Полоцка пешие сотни «боярских людей» были сведены воедино со стрельцами на направление главного удара под началом князей В. Серебряного и А. Курбского (279. 114). «Боярские люди» стали самым примечательным контингентом русской армии именно благодаря своей универсальности.

В отличие от стрельцов и самих детей боярских, они равно хорошо бились в пешем строю и в конном, огнестрельным оружием и холодным, в полевом бою и в укреплениях. Они были хорошо вооружены, оснащены, обучены и высоко мотивированы к бою. Они обеспечили гибкость применения войск благодаря своей универсальности и организационную основу тактических подразделений благодаря той сплоченности, которой заранее обладали. Будучи «на стыке» регулярной стрелецкой пехоты и профессиональной конницы детей боярских, боярские люди обеспечивали слаженность боя в смешанных тактических построениях пехоты и конницы.

Вместе со стрельцами и «боярскими людьми» в пехоте русской армии сражались наемники-казаки. Они могли быть донскими и волжскими, а могли быть вятскими и любыми другими. Правительство «прибирало» их напрямую или через голов (атаманов, есаулов). Их же в исполнение своей воинской обязанности как «даточных людей» нанимали и поставляли в армию «черносошные» волости и города, такие как Галич, Кострома, Вятка. В казаки наняться мог кто угодно, лично свободный и не являющийся налогоплательщиком — не «тяглый» (307).

Преобразовав определенную часть бывших пищальников в стрельцы, правительство столкнулось с двумя вызовами. Во-первых, стрельцов явно не хватало для того, чтобы закрыть все потребности действующей армии и гарнизонов в пехоте, а набор их был ограничен возможностями казны по выплате регулярного денежного жалования как в мирное, так и в военное время. Под Казанью и Полоцком стрельцы были собраны преимущественно в самом главном — Царевом полку, всем остальным полкам их не хватило. Стрельцам требовалось подкрепление в виде пехоты, которую можно было набрать для наиболее напряженных кампаний или в случае военной угрозы, а затем, расплатившись — распустить.

Во-вторых, стрельцы стали быстро развиваться как особое воинское сословие, наследственное и замкнутое, и не могли вобрать в себя проявляющее военную активность население городов и сел, которое, не найдя себе применения, попросту бежало на окраины, в «вольные» казаки. Проблемы очевидно решали одна другую, и правительство приступило к набору пехотных частей из казаков — из свободных, оставивших свои общины и место жительства людей, наемников.

По принципам своего набора они мало отличались от обычных европейских наемников Раннего Нового времени до становления регулярных армий. Казаков правительство и его агенты (в том числе обязанные выставить войска города) набирали готовыми подразделениями «ватагами» и «артелями» во главе с их «сотниками» и «атаманами». Именно эти наемники казаки служили пехотой в осаждавших Казань и Полоцк русских полках.

В армии, которую Иван IV поведет в 1563 г. к Полоцку, почти ¼ составляли «казаки» — всего 5003 бойца. Их не было лишь в Сторожевом полку, в который зачислили 1855 детей боярских и 1111 татар и «черемисы» (мордвы и марийцев). Но в Наряде (артиллерийском корпусе) — не было татар, лишь 1433 детей боярских и 1048 «казаков» (387. 108). «Казаки» не были нужны в Сторожевом полку: его функции заключались в разведке и диверсиях — для этого больше годилась конница — русская и татарская. «Казаки» же были пехотой.

На черносошном Русском Севере — от Костромы до Перми пешие войска, в том числе судовые и лыжные, комплектовались по старому принципу призыва «даточных людей» от общин. Эти «даточные люди» (их набиралось до 5000) отличались высокими моральными и боевыми качествами. Они состояли из профессионалов, владеющих навыками стрельбы из луков и пищалей и боя холодным оружием.

За их ревностную службу ручалась выставившая их община. Северные «даточные люди» были мотивированы к службе высоким жалованием, которое они получали и которое определялось в переговорах между призывниками и назначенными к найму головами из детей боярских или местными воеводами (307). Лыжные отряды Севера приняли участие во взятии Полоцка, судовые — в захвате Астрахани, судовые и пешие — в схватке с Девлет-Гиреем в 1572 г.

Казаки и «даточные люди» были наемными профессионалами определенно, но и «боярские люди» не были холопами-«рабами», насильно загнанными на войну. В «боевые слуги», как и в служение вообще, попадали за деньги. Получив плату вперед, служилый человек подписывал на себя «кабалу» и становился слугой кредитора-плательщика, несущим оговоренную службу, но не его вещью — рабом. «Кабальные люди» могли легко выкупиться на свободу или менять хозяев, наращивая себе цену — фактически диктовать условия найма. Другим вариантом была «добровольная служба» без всякой кабальной записи.

Именно на переходе от холопства — рабской зависимости к добровольному служебному найму в комплектовании войск настаивал И. Пересветов (323. 23, 30). Появившись в Судебнике 1550 г., служилая кабала вскоре стала важнейшей формой найма — временного и пожизненного, не только в хозяйство, но и на военную службу. «Старинное» (по рождению) и полное холопство — рабство, столь развитые ранее, отходят в прошлое (323. 8).

Правительство пытается втиснуть добровольных послужильцев и кабальных людей (которых называли «серебренниками» — наемниками) в разряд холопов. С первыми ему это удается уже в 1555 г. (предоставив им, впрочем, право свободно уходить от своих господ) (323. 32, 37, 41), со вторыми — лишь спустя полвека в Уложении 1597 г., с отменой права свободного выкупа кабальных людей и их зачислением в «кабальные холопы» (323. 12, 14, 22).

«Послужильцы» (прослужившие господину более полугода) были загнаны в «добровольные» холопы и им было запрещено покидать своего господина до его смерти (323. 139, 185). Но владельцы холопов были лишены права наследовать их, дарить, завещать, продавать. Таким образом была достигнута стабильность службы и в то же время сохранился рынок найма служилых холопов — масса готовых наняться в холопы и свободных сделать это людей (323. 199).

Учитывая требования, предъявлявшиеся к бойцам сотен детей боярских, куда боевые холопы вливались вместе со своими хозяевами, и к бойцам отдельных сотен «боярских людей» — то были не загнанные в «рабство» (а затем в строй) безвыходным положением бедолаги («маргиналы»-«десперадо»), а военные профессионалы, знавшие себе цену и дорого продававшие свою службу. Судебником 1551 г. даже пришлось запрещать служебную кабалу и добровольную службу детей боярских: найм такого рода стал для них вариантом воинской службы — главной профессии, которой они владели и к которой стремились, несмотря на личное разорение.

Боевые слуги (затем — боевые холопы) стали своеобразным, встроенным в русскую правовую систему, но отчетливо наемным контингентом русской армии.

Ставшее банальностью утверждение, что рынка бойцов-наемников в России «не существовало» (328. 288) — неверно. Этот рынок был — емкий, активный и многосторонний. Именно он позволил комплектовать не только правительственные войска, прежде всего пехоту, но также вывести необходимое число бойцов помещикам-детям боярским и обеспечить выполнение воинской обязанности невоенными сословиями: городами, черносошным крестьянством, духовенством.

Вопреки всему русская армия была преимущественно наемной, и именно как наемная — профессиональной.