Украинская война. Голдовник Магнус

ГОЛДОВНИК МАГНУС

 

В 1570 г. Северная Семилетняя война между Данией (поддержанной Польшей и Литвой) продолжалась уже шесть лет. Различные европейские державы (прежде всего Империя) предпринимали настойчивые усилия для их примирения.

Разочаровавшийся в Ливонских войнах — как со Швецией, так и с Россией, Сигизмунд-Август стремился выйти из обеих. Он поддерживал усилия Империи по примирению Дании и Швеции и сам настойчиво искал со Швецией мира и союза, учитывая, что новой шведской королевой стала его сестра Екатерина, а король-узурпатор Юхан III был старым его подельником по Ливонии. Эстляндию он стал рассматривать под другим углом — как буфер между своими владениями в Ливонии с Ригой и Курляндией, и русскими, или как громоотвод для русских вторжений.

Шведов в Ливонии король мог потерпеть: в конце концов они были в Эстляндии незаконно и временно — как бывший сюзерен Тевтонского ордена Империя могла принудить их к уступкам или даже выставить оттуда (например за выкуп). Русские же, было понятно, на уступки не пойдут, и выставить их из Ливонии можно только военной силой. Сил у дряхлеющего короля и новорожденной на Люблинском сейме 1569 г. Речи Посполитой — не было. Сигизмунд-Август решил мириться с Иваном IV.

Посольство из Речи Посполитой прибыло в Москву как нельзя кстати. Здесь как раз находилось другое — из Швеции. С одной из них Россия должна была заключить мир, с другой — воевать. Арбитром стал И. Висковатый.

Висковатый задумал перенять в Ливонии польскую задумку. Подобно Пруссии и Курляндии Иван IV намеревался создать в Ливонии вассальное королевство, территория которого должна быть отвоевана — у Швеции или у Литвы. Переговоры велись с Фюрстенбергом и Кетлером — бывшими Ливонскими магистрами — и Магнусом — братом датского короля Фредерика II и Эзельским епископом. Договоренность с Кетлером означала мир со Швецией и войну с Литвой, с Магнусом — войну со Швецией, с Фюрстенбергом — войну со всеми (268. 60).

Висковатый подстегивал проект Ливонской автономии изо всех сил: в 1568 г. были возвращены депортированные из Дерпта жители, возобновлена работа городского совета. В 1569 г. Таубе и Крузе ведут с бюргерами Ревеля переговоры о создании из города и его округи вассального герцогства во главе с избранным жителями немецким принцем (1. 40). И. Висковатый спешил — проект вассальной Ливонии занимал не его одного: шведы пытались слепить там свое герцогство во главе с братом короля — Карлом (1. 50).

Без сомнения, из русских и прочих претендентов Магнус был самым перспективным: его права на Ливонию признавала Империя, и общественное мнение самой Ливонии не было чуждо идее королевства (пусть даже зависимого от России) во главе с Магнусом (1. 34). Кетлер предпочел не высовываться из своей Курляндии. Фюрстенберг отверг предложение отречься от присяги Германскому императору — принести ее Русскому царю (357. 189—190) и остался в русском плену.

По совету пресловутых Таубе и Крузе Магнус был приглашен в Москву, где получил руку (и навряд ли сердце) дочери Владимира Старицкого княжны Евфимии, титул короля Ливонии и армию, чтобы ее завоевать: русскими войсками в натуре, деньгами — под 15 000 наемников.

Послы Речи Посполитой признали на переговорах Ревель и Пернов «вотчиной» Ивана IV (изгнав шведов, там следовало устроить вассальное королевство Ливония для «голдовника» Магнуса). Русские бояре — признали за Речью Посполитой Ригу и Курляндию (как вассальное герцогство Кетлера).

Единственным способом закрепить новый раздел Ливонии была война. Русские и Магнус выступили к Ревелю. Момент был благоприятным как никогда: германские наемники на шведской службе взбунтовались, захватили (в залог оплаты) ревельский замок и губернатора Б.Л. Оксeншерну. Они были готовы продать Ревель: Карлу, Магнусу, литовцам, русским — кто заплатит (1. 49).

Летом 1570 г. Магнус осадил Ревель с небольшим отрядом из 1000 бойцов: три эскадрона ливонских дворян и несколько сотен наемных ландскнехтов. Русская помощь ему первоначально ограничилась легкими пушками из Нарвы.

«Приступал» Магнус к Ревелю в основном длиннющими письмами, в которых увещевал горожан сдаться: то пугая шведским угнетением, то грозя участью разрушенного римлянами Иерусалима (396. 586). Затем И.П. Хирон Яковлев Захарьин с земскими войсками и В.И. Умной Колычев с опричными привели Магнусу еще 4—5 тысяч бойцов (364.2. 140).

Магнусу требовалось спешить, но он он медлил, выторговывая больше территории и самостоятельности у своего будущего сюзерена Ивана IV и больше денег у брата Датского короля Фредерика II. Поэтому главная неудача голдовника случилась еще до появления под Ревелем и без его участия. При поддержке ополчения рижских бюргеров шведы штурмом взяли захваченный наемниками замок и силой (с обычной для себя жестокостью) подавили бунт. Сдать крепость Магнусу стало некому. Уцелевшие бунтовщики смирились либо бежали к русским (1. 52).

Сами горожане сдаться упрямо отказывались. Обещания хорошего поведения русских обесценивались творящимися в окрестностях города бесчинствами (в которых с русскими соревновались датские и немецкие наемники Магнуса). Ревельцы сплотились вокруг шведского губернатора, собирая необходимые для выплаты наемникам средства, участвуя в починке и защите укреплений.

Устранившаяся в 1563—1570 гг. от противоборства в Ливонии, оставившая делить ее Литве и Швеции — Россия вернулась. Россия была единственной из претендующих на Ливонию держав, которая могла позволить себе эскалацию конфликта (1. 35). Но она вернулась с армией, ничуть не изменившейся после того, как ушла отсюда в Литву брать Полоцк. Русские по-прежнему отлично ходили в глубокие рейды, опустошая Ливонию из конца в конец. И по-прежнему не умели брать укрепления — города, замки, мызы.

В это время в застенках Александровской слободы новгородские дьяки и подьячие, «взятые» по «Изборской измене», наперебой давали цветастые показания о соучастии в «заговоре» московских приказных (392. 227). И не только. «Новгородское дело» перетекло в «Московское».

В него оказались впутаны руководство «первой» Опричнины (А. Басманов, А. Вяземский) и прежние любимцы Ивана IV из приказной верхушки. А. Басманов был убит по приказу Ивана IV собственным сыном Федором, который сам умер в тюрьме на Белоозере. А. Вяземский был нещадно бит на «правеже» и сослан в Городец (258. 399). Печатник И. Висковатый был истерзан для искупления «прощенными» изменниками. Казначея Н. Фуникова до смерти поливали попеременно холодной и горячей водой.

Казни и опалы 1571 г. в руководстве «первой» Опричнины привели к радикализации террора. На первый план выдвинулся Розыскной приказ во главе с Малютой Скуратовым и Василием Грязным. М. Скуратов происходил из мелких звенигородских вотчинников, В. Грязной — из ростовского служилого рода (281); оба делали в Опричнине сносшибательную карьеру не в военных операциях, а в расследованиях и расправах с Собором соправителей 1566 г., с руководством «первой» Опричнины, с «изменниками» по «Новгородскому» и «Московскому» делу. Они же завершили дело по «заговору Старицкого».

Во время турецко-крымского похода на Астрахань 1569 г. Владимир Старицкий возглавлял резервную армию в Костроме. Войска и города повсюду устраивали ему восторженный прием. Но царский повар показал на Старицкого, что тот якобы передал ему для Ивана IV яд. Старицкий был вызван в Александровскую слободу. На последней ночевке он был окружен опричниками во главе с М. Скуратовым и В. Грязным.

Его самого, его жену и одну из дочерей принудили выпить яд — якобы тот самый, от царского повара. Мать Владимира Ефросинья была удушена дымом на струге в пути по реке Шексне (237. 119). В 1570 г. был убит П.С. Серебряный и умер его брат Василий. Плеяда победителей Казани сошла на нет.

Синодик Ивана IV пестрит именами дьяков и подьячих (413.257, 312): отступничество «всяких приказных людей» он правил не менее ожесточенно, чем своеволие боярства. При уничтожении «заговорщической» дьяческой верхушки Опричнина перешла к практике «авторских» расправ.

Видные опричники убивали намеченные жертвы и их семьи, получая от царя поощрение в виде имущества убитых. Земской казначей Х.Ю. Тютин был убит князем М.Т. Черкасским вместе с братом, женой, четырьмя сыновьями и дочерью. Дьяка Большого дворца В.Г. Захарова Гнильева с тремя сыновьями и женой убили братья И.Ф. и В.Ф. Воронцовы (258. 315).

Казнены были руководители земских приказов: Разбойного — Г. Шапкин (казнил опричник князь В.И. Темкин Ростовский), Большой казны — И. Булгаков (казнил земской боярин И.П. Яковлев Захарьин), Поместного — В. Степанов (237. 125—126), московские дьяки И.И. Бухарин, С.С. Алябьев, И.Г. Выродков, новгородские — К. Румянцев и Б. Ростовцев (258. 389). Всех их обвинили в совместном заговоре новгородских и изборских изменников.

Воеводы И. Яковлев Захарьин и В. Умной Колычев, впутанные в «Новгородское дело», были отозваны из-под Ревеля и арестованы. К Ревелю подошла 25-тысячная армия псковского наместника Ю.И. Токмакова.

Несмотря на все упорство, Ю. Токмакову не удалось придвинуть к стенам тяжелую артиллерию и проломить их. (Для Ю. Токмакова, ставшего лучшим русским артиллерийским командиром Ливонской войны, то был большой урок.) Не удалось и нанести городу такой ущерб, чтобы запугать защитников (392. 259).

Ревель упорно не сдавался. Дисциплина в городе была строгой, воодушевление — всеобщим. Гарнизон и бюргеры сделали несколько удачных вылазок: отбили у русских каменный госпиталь на берегу залива, разрушили часть осадных укреплений, чтобы затруднить бомбардировку, сожгли некоторые предместья (396. 587).

Ни угрозы, ни лесть, ни подкуп, ни тщание устами агитаторов вроде Таубе и Крузе подать Ивана IV «истинным» и «великим» христианским государем, а самого Магнуса — благородным и честным правителем, не помогли. Магнус без толку протолкался под Ревелем 30 (!) недель.

За это время дипломатический мир в Северной Европе перевернулся вверх тормашками. Одновременно открылись: в Шпейере — созванный императором Максимилианом II имперский Рейхстаг, в Штеттине — конгресс, который должен был положить конец Северной Семилетней войне.

Тема конгресса была более животрепещущей, чем повестка Рейхстага. На нем должны были обсуждать примирение католиков с протестантами и противодействие туркам, а обсуждали Северную Семилетнюю войну, отношения с Россией, осаду Риги, Нарвское мореплавание (396. 553—555). Россия на конгресс приглашена не была, хотя очевидно, что без ее ясной позиции вопросы раздела Ливонии и свободы балтийского мореплавания разрешены быть не могли.

Делегаты и почта сновали между Шпейером и Штеттином. Датского короля Фредерика II поддержал тесно связанный с ним курфюрст Август Саксонский, поляков — чуть менее значимый Бранденбург (курфюрст Иоахим II был дядей герцога вассальной польской Восточной Пруссии Альбрехта-Фридриха), шведов — их давний доброхот курфюрст Фридрих Пфальцский. Общим посредником были французы, общим пугалом — русские.

Распечатанные в тысячах листовок и оглашенные в тысячах проповедей «русское варварство» и «русский экспансионизм», «кровавая тирания» Ивана IV — сделали свое дело. Раздираемые противоречиями, князья и сословия Империи сошлись на Шпейерском рейхстаге в одном: русское продвижение в Ливонии требуется остановить, закрепиться на Балтике и создать здесь флот — царю нельзя позволить ни в коем случае. (Чуть ли не гибель европейской цивилизации наступит тогда скорее, чем от турок.)

Из обоих говорилен: Шпейерской и Штеттинской последовал один практический вывод — датский флот не пришел к Ревелю.